8. ЗИМА НАПОМИНАЕТ О СЕБЕ. СУДЬБА ШЛЕТ ПОСЛА

   Человек без житейского опыта - это  былинка,  увлекаемая  бушующими  по

вселенной ветрами... Наша цивилизация находится  еще  на  середине  своего

пути. Мы уже не звери, ибо в своих  действиях  руководствуемся  не  только

одним инстинктом, но еще и не  совсем  люди,  ибо  мы  руководствуемся  не

только голосом разума. Тигр не отвечает за свои поступки.  Мы  видим,  что

природа наградила его всем необходимым для его жизни, - он  бессознательно

повинуется врожденным инстинктам и находит в них защиту. И мы  видим,  что

человек далеко ушел от логовища в джунглях, его  инстинкты  притупились  с

появлением собственной воли, но эта воля еще не настолько развилась, чтобы

занять место инстинктов и  безошибочно  точно  управлять  его  поступками.

Человек  становится  слишком  мудрым,  чтобы  всегда  подчиняться   голосу

инстинктов и желаний, но он еще слишком слаб, чтобы всегда  побеждать  их.

Пока он был зверем, силы природы влекли его за собой, но и став человеком,

он еще не вполне научился подчинять их себе.  Будучи  в  таком  переходном

состоянии,  человек  уже  не  руководствуется  слепо  инстинктами,  и   не

действует в гармонии с природой, но еще и не настолько мудр, чтобы создать

другую  гармонию,  подвластную  его  воле.  Вот  почему  человек   подобен

подхваченной ветром былинке: во власти порывов страстей  он  действует  то

под влиянием воли, то инстинкта, он ошибается и  исправляет  свои  ошибки,

падает и  снова  поднимается;  он  -  существо,  чьи  поступки  невозможно

предугадать.  Нам  остается  только  утешать  себя  мыслью,  что  эволюция

человека никогда не прекратится, ибо идеал  -  светоч,  который  не  может

погаснуть. Человек не будет вечно колебаться между добром  и  злом.  Когда

кончится распря между разумной волей и инстинктом, когда  глубокое  знание

жизни позволит первой  из  этих  сил  окончательно  занять  место  второй,

человек перестанет быть непостоянным. Стрелка  разума  тогда  твердо,  без

колебаний будет устремлена на далекий полюс истины.

   В Керри, как и в каждом человеке, борьба между желанием  и  разумом  не

прекращалась ни на минуту. Послушная своим  стремлениям,  она  шла  не  по

твердо намеченному пути, а скорее плыла по течению.

   Когда наутро  после  тревожной  ночи  (впрочем,  эта  тревога  едва  ли

объяснялась  тоскою,  горем  или  любовью)  Минни   нашла   записку,   она

воскликнула:

   - Ну, что ты скажешь на это?

   - В чем дело? - спросил Гансон.

   - Керри ушла жить в другое место.

   Гансон вскочил с постели с такой живостью, какой у него до сих  пор  не

наблюдалось, и быстро прочел записку. Единственным признаком того, что  он

о чем-то думал, было легкое прищелкивание языком - звук, похожий  на  тот,

которым погоняют лошадь.

   - Как ты думаешь, куда она могла пойти? - спросила обеспокоенная Минни.

   - А я почем знаю? - отозвался ее муж, и в глазах его блеснул  нехороший

огонек. - Ушла, так пусть теперь и пеняет на себя.

   Минни в недоумении покачала головой.

   - Ох! - вздохнула она. - Керри не понимает, что она наделала.

   - Ну, что ж, - сказал Гансон, зевая и потягиваясь, - чем ты тут  можешь

помочь?

   Женская натура Минни была, однако, благороднее. К  тому  же  она  лучше

представляла себе возможные последствия такого поступка.

   - Ох! - снова вырвалось у нее. - Бедная сестра Керри!

   А в то время, когда происходил этот разговор, - это было часов  в  пять

утра, - наша маленькая искательница счастья спала беспокойным сном одна  в

своей новой комнате.

   Новая жизнь радовала Керри; она, казалось, открывала перед ней  большие

возможности. Керри отнюдь  не  принадлежала  к  тем  чувственным  натурам,

которые мечтают лишь  сонно  нежиться  среди  роскоши.  Она  ворочалась  в

постели, напуганная собственной смелостью, обрадованная  освобождением,  и

думала о том, найдет ли какую-нибудь работу и что будет делать Друэ. А сей

достойный джентльмен с такою точностью заранее определил свое будущее, что

в нем не могло быть и места случайностям. Он не умел устоять против  того,

к чему  его  влекло.  Он  неспособен  был  разбираться  в  явлениях  жизни

настолько, чтобы понимать,  что  нужно  поступать  иначе.  Он  не  мог  бы

отказать себе в удовольствии насладиться Керри, как  не  мог  бы  отказать

себе в сытном  завтраке.  Он  был  способен  иногда  испытывать  угрызения

совести и называть себя негодяем и грешником. Но если и случались  у  него

такие  угрызения  совести,  то  можете  не  сомневаться,  что   они   были

чрезвычайно мимолетны.

   На следующий день он пришел к Керри, и та приняла его у себя в комнате.

Он был все такой же веселый и жизнерадостный.

   - Что это вы  нос  повесили?  -  спросил  он.  -  Прежде  всего  пойдем

завтракать. Вам еще нужно купить сегодня кое-что из платья.

   Керри взглянула на него, и в ее больших глазах отразились  мучившие  ее

мысли.

   - Мне бы хотелось найти какую-нибудь работу, - сказала она.

   - Да вы непременно найдете, -  отозвался  Друэ.  -  Зачем  беспокоиться

раньше времени. Сначала приведите себя в порядок. Осмотрите город.  Я  вам

ничего дурного не сделаю.

   - Я знаю, что не сделаете, - не совсем искренне согласилась Керри.

   - Вы  в  новых  ботинках?  -  заметил  Друэ.  -  А  ну-ка,  покажитесь!

Прелестно, черт возьми! А теперь наденьте жакет.

   Керри повиновалась.

   - Слушайте, он на вас как влитой! - воскликнул он и  дотронулся  до  ее

талии, как бы желая удостовериться, что жакет сидит на ней хорошо.

   Он отступил на шаг, с восхищением разглядывая Керри.

   - Теперь вам нужна новая юбка. А пока что пойдем завтракать.

   Керри надела шляпу.

   - А где перчатки? - напомнил ей Друэ.

   - Здесь, - сказала Керри, вынимая их из ящика стола.

   - Ну, теперь пошли! - сказал Друэ.

   И дурные предчувствия утренних часов рассеялись окончательно.

   Так было всякий раз, когда возникали эти предчувствия. Друэ не оставлял

ее подолгу одну. У Керри было достаточно времени для одиноких прогулок, но

большую часть ее  досуга  Друэ  заполнял  всевозможными  развлечениями.  В

магазинах Карсона и Пайри он купил ей  красивую  юбку  и  блузку.  На  его

деньги она приобрела разные мелочи туалета и  в  конце  концов  совершенно

преобразилась. Зеркало подтвердило то, в чем в глубине души она уже  давно

была уверена. Она была хороша, несомненно хороша! Как идет ей эта шляпа! И

разве у нее не прелестные глаза? Прикусив алую нижнюю губку, она  смотрела

на свое отражение и впервые с трепетом ощущала свое могущество. А Друз был

так добр к ней!

   Однажды вечером они отправились смотреть "Микадо" -  оперетту,  которая

пользовалась в то время огромным  успехом.  Перед  спектаклем  они  решили

зайти в ресторан "Виндзор" на Дирборн-стрит; это было довольно  далеко  от

дома, где теперь жила Керри. Дул холодный ветер, и из окна  своей  комнаты

Керри видела небо, еще розовое на западе, но синевато-стальное  в  зените,

где уже воцарялась ночь. В воздухе чуть  алело  длинное,  тонкое  облачко,

похожее по форме на пустынный  остров  в  безбрежном  океане.  Деревья  на

противоположной стороне улицы качались мертвыми ветвями, напоминая девушке

картину, которую она часто наблюдала в декабрьские  дни  из  окна  родного

дома.

   Она вдруг остановилась и заломила маленькие руки.

   - В чем дело? - спросил Друэ.

   - Ах, я и сама не знаю! - ответила Керри, и губы ее дрогнули.

   Друэ как будто угадал ее мысли, обнял одной  рукой  за  плечи  и  нежно

погладил ей руку.

   - Полно! - ласково сказал он. - Все будет хорошо.

   Керри отвернулась и стала надевать жакет.

   - Я советовал бы вам надеть сегодня боа, - сказал он.

   Они пошли по Вобеш-авеню и, дойдя до Адамс-стрит, повернули  на  запад.

Из витрин уже лились потоки золотистого света. Дуговые фонари  шипели  над

головой, и высоко-высоко светились окна гигантских конторских зданий.  Дул

пронизывающий  порывистый  ветер.  Вокруг  толкались  и   спешили   тысячи

служащих, возвращавшихся в этот час с  работы.  Те,  на  ком  было  легкое

пальто, подняли  воротники  до  ушей  и  низко  надвинули  на  лоб  шляпы.

Молоденькие работницы торопливо шли мимо то парами, то вчетвером, смеясь и

весело болтая. Город заполнили толпы человеческих существ,  в  чьих  жилах

текла горячая кровь.

   Внезапно Керри встретилась взглядом с чьими-то  глазами,  показавшимися

ей смутно знакомыми. На  нее  смотрела  девушка,  которая  проходила  мимо

вместе с другими бедно одетыми работницами. Юбки на них были  выцветшие  и

мешковатые, жакетки сильно поношенные, и  вообще  выглядели  они  жалко  и

неприглядно.

   Керри сразу узнала эти глаза  и  девушку.  То  была  одна  из  работниц

обувной мастерской. Девушка тоже, по-видимому, узнала Керри  и,  когда  та

прошла мимо,  обернулась  и  посмотрела  ей  вслед.  У  Керри  было  такое

ощущение, точно между ними пронеслась гигантская волна и  отбросила  их  в

разные стороны. Снова вспомнилось и  старое  платье,  и  тяжелый  труд,  и

машина. Она вздрогнула всем телом.

   Друэ ничего не  замечал  до  тех  пор,  пока  Керри  не  наткнулась  на

прохожего, шедшего им навстречу.

   - Вы, видно, задумались, - сказал Друэ.

   Они пообедали и отправились в театр. Спектакль очень понравился  Керри.

Яркие краски и  игра  артистов  произвели  на  нее  глубокое  впечатление.

Воображение  уносило  ее  в  неведомую  страну,  где  могущественные  люди

боролись за власть.

   Когда представление окончилось и она вышла с Друэ на улицу, девушка  не

могла отвести глаз от экипажей и нарядных дам.

   -  Обождем  минутку,  -  сказал  Друэ,  отводя  ее  назад,  в  эффектно

отделанный вестибюль.

   Дамы и джентльмены теснились здесь оживленной толпой,  шуршали  платья,

женские головки в кружевных шарфах кивали одна другой, белые зубы сверкали

из-за полуоткрытых губ.

   - Давайте посмотрим.

   - Шестьдесят семь! - зычно выкрикнул швейцар номер экипажа, и голос его

разнесся под сводами театра. - Шестьдесят семь!

   - Как хорошо! - сказала Керри.

   - Здорово! - подтвердил Друэ.

   На  него  зрелище  нарядной,  веселой  толпы   произвело   не   меньшее

впечатление, чем на нее. Он слегка сжал ее руку.  В  какую-то  минуту  она

подняла на него глаза, взгляд ее сверкал, она улыбалась, и ее ровные  зубы

блестели. Когда они двинулись вперед, он наклонился к ней и прошептал:

   - Вы очаровательны!

   В эту минуту они  поравнялись  с  швейцаром,  который  как  раз  широко

распахнул дверцу экипажа, помогая садиться двум дамам.

   - Держитесь меня, и у нас будет свой экипаж! - смеясь, сказал Друэ.

   Керри вряд ли расслышала его - такое головокружение вызвал у  нее  этот

водоворот жизни.

   После театра они зашли в ресторан закусить. Керри  мельком  подумала  о

позднем часе, но она теперь не подчинялась законам  домашнего  распорядка;

если бы она успела выработать в себе какие-то привычки, то  в  эту  минуту

они дали бы о себе знать. Курьезная вещь  -  привычка!  Только  она  может

вытащить человека, совершенно неверующего, из постели для чтения молитв, в

которые он вовсе не верит.

   Жертвы привычки, забыв сделать  что-то,  что,  по  своему  обыкновению,

проделывают каждый  день,  ощущают  непонятное  беспокойство,  они  словно

выбиты из колеи и воображают, что в них говорит голос совести, понуждающий

восстановить нарушенный порядок. Если такое нарушение  не  совсем  обычно,

сила привычки заставляет покорную жертву вернуться и механически проделать

то-то и то-то. "Ну, слава богу, - говорит такой человек, - я выполнил свой

долг", - на  самом  же  деле  он  уже  который  раз  повторил  все  то  же

пустяковое, но неизменное дело.

   Если бы в семье Керри были привиты высокие моральные принципы,  она  бы

куда  больше  мучилась  укорами  совести,  чем  сейчас.  Ужин  проходил  в

приподнятом настроении. Под влиянием новых впечатлений, вкусной  еды,  все

еще непривычной для нее  ресторанной  обстановки,  страсти,  читавшейся  в

глазах  Друэ,  Керри  отдалась  во  власть  минуты  и  безвольно   внимала

собеседнику. Она снова пала жертвой гипноза большого города.

   - Ну, - сказал наконец Друэ, - нам, пожалуй, пора идти!

   Они  уже  давно  сидели  над  пустыми  тарелками,  и  глаза  их   часто

встречались. Керри не могла не чувствовать  той  трепетной  силы,  которую

излучал взгляд Друэ. Иногда, объясняя ей что-нибудь, он  прикасался  к  ее

руке, как бы для того, чтобы  подчеркнуть  свои  слова.  И  теперь  опять,

сказав, что пора идти, он коснулся ее пальцев.

   Они встали и вышли на улицу. Центральная часть города  опустела,  и  по

пути им лишь изредка попадались насвистывающий пешеход, ночной вагон конки

или еще открытый, ярко освещенный ресторан. Они шли по Вобеш-авеню, и Друэ

продолжал изливать запас своих сведений о Чикаго. Он вел Керри под руку и,

рассказывая, крепко прижимал  к  себе  ее  локоть.  Отпустив  какую-нибудь

остроту, он поглядывал на свою спутницу, и глаза их встречались.

   Наконец они дошли до дома, где жила  Керри.  Она  поднялась  на  первую

ступеньку подъезда, и голова ее оказалась на одном уровне с головой  Друэ.

Он взял ее руку и стал ласково гладить, пристально глядя ей в лицо, а  она

рассеянно смотрела по сторонам, о чем-то взволнованно думая.

   Приблизительно  в  этот  же  час  Минни  забылась  крепким  сном  после

утомительного вечера, проведенного в  тревожном  раздумье.  Она  лежала  в

неудобной позе, поджав под себя локоть, и ее мучил кошмар.

   Ей снилось, что она и Керри находятся  где-то  вблизи  старой  угольной

копи. Она видела высокую насыпь, по  которой  проходила  дорога,  и  груды

отвалов и угля. Обе они стояли и смотрели в зияющую шахту. Им  видны  были

влажные каменные стены, терявшиеся в  смутной  мгле.  На  истертом  канате

висела старая корзина для спуска.

   - Давай спустимся, - предложила Керри.

   - Ох, нет, не надо! - возразила Минни.

   - Да пойдем же! - настаивала младшая сестра.

   Она потянула к себе  корзину  и,  несмотря  на  протесты  Минни,  стала

спускаться.

   - Керри! - крикнула Минни. - Керри, вернись!

   Но та уже была глубоко внизу, и мрак окончательно поглотил ее.

   Минни шевельнула рукой, и тотчас все преобразилось. Вместе с Керри  она

очутилась у воды, - такого количества воды она никогда не  видела  раньше.

Они были не то на полу, не то на каком-то узком мысе, выдававшемся  далеко

вперед, и на самом конце его стояла Керри. Сестры озирались  по  сторонам;

вдруг то, на чем  они  стояли,  стало  медленно  погружаться.  Минни  даже

слышала плеск прибывавшей воды.

   - Иди назад, Керри! - крикнула она, но та шагнула еще дальше: казалось,

ее куда-то уносит и голос Минни не долетал до нее.

   - Керри! - кричала старшая сестра. - Керри!..

   Но ее собственный голос звучал словно издалека, - диковинные  воды  уже

затопили все вокруг. Минни пошла прочь  с  тяжелой  болью  в  душе,  какая

бывает, когда теряешь что-то очень дорогое. Никогда в жизни ей еще не было

так грустно.

   Видения сменялись одно за  другим,  в  усталом  мозгу  Минни  возникали

странные призраки, сливаясь в жуткие картины. И вдруг она дико вскрикнула:

перед нею была Керри, которая карабкалась на  скалу,  цепляясь  за  камни;

внезапно пальцы ее разжались, и на глазах Минни она упала в пропасть.

   - Минни! Что с тобой? Проснись!

   Гансон тряс жену за плечо, встревоженный ее криками.

   - Что случилось? - спросонья отозвалась Минни.

   - Проснись, - повторил он, -  и  повернись  на  другой  бок,  а  то  ты

разговариваешь во сне!

   Неделю  спустя  Друэ,  сияющий,  одетый  с  иголочки,   вошел   в   бар

"Фицджеральд и Мой".

   - А, Чарли! - приветствовал его Герствуд, показываясь в  дверях  своего

кабинета.

   Друэ пересек зал и заглянул к управляющему баром, который снова сел  за

письменный стол.

   - Когда опять в дорогу? - спросил Герствуд.

   - В самом скором времени, - ответил Друэ.

   - Я почти не видел вас в этот ваш приезд, - заметил Герствуд.

   - Да, я был очень занят, - пояснил Друэ.

   Приятели несколько минут поговорили на общие темы.

   - Послушайте, - сказал Друэ, точно его вдруг осенила гениальная  мысль,

- я хотел бы как-нибудь вечерком вытащить вас отсюда.

   - Куда же это? - удивился Герствуд.

   - Ну, разумеется, ко мне домой, - улыбаясь, ответил Друэ.

   Глаза Герствуда лукаво блеснули, по губам скользнула легкая усмешка. Он

со свойственной ему  проницательностью  поглядел  на  Друэ,  потом  сказал

тоном, подобающим джентльмену:

   - Благодарю! Охотно приду.

   - Мы чудесно сыграем в картишки.

   - Можно мне принести с собой бутылочку шампанского? - спросил Герствуд.

   - Сделайте одолжение! - сказал Друэ. - Я вас кое с кем познакомлю.

Сканирование и редактирование текста:  HarryFan, 20 March 2001