16. НЕРАЗУМНЫЙ АЛАДДИН. ВОРОТА В МИР

   Вернувшись в Чикаго, Друэ  решил  уделить  некоторое  внимание  тайному

ордену Лосей, к которому он принадлежал. Дело  в  том,  что  в  дороге  он

получил новое доказательство могущества своего ордена.

   - Вы не представляете себе, как полезно быть масоном! -  сказал  ему  в

разговоре другой коммивояжер. - Взгляните-ка на  Газенштаба.  Он  звезд  с

неба не хватает. Конечно, он представитель солидной фирмы, но одного этого

далеко недостаточно. Я вас уверяю, что главное тут - его высокое положение

в ордене. Он один из самых видных масонов, а это много значит. У него есть

тайный знак - штука немаловажная.

   Друэ тут же решил, что ему следует  побольше  интересоваться  подобными

делами, поэтому,  вернувшись  в  Чикаго,  он  тотчас  же  посетил  главную

квартиру тайного ордена Лосей.

   - Слушайте, Друэ,  вы  пришли  очень  кстати!  -  сказал  мистер  Гарри

Квинсел, видный член местного отделения ложи. - Вот вы-то  и  сможете  нам

помочь.

   Разговор происходил после  делового  заседания,  и  в  зале  стоял  гул

голосов. Друэ переходил с места  на  место,  обмениваясь  приветствиями  и

шутками с десятком знакомых.

   - Какое такое у вас дело? - добродушно спросил он, с улыбкой  глядя  на

своего собрата по ложе.

   - Мы хотим устроить  через  две  недели  спектакль.  Не  знаете  ли  вы

какой-нибудь  молодой  женщины,  которая  согласилась  бы  принять  в  нем

участие? Роль очень легкая.

   - Конечно, найдется! - ответил Друэ.

   Он даже не потрудился вспомнить, что среди  его  знакомых  не  было  ни

одной женщины, которую он  мог  бы  привлечь  к  этой  затее.  Просто  его

врожденное добродушие подсказало утвердительный ответ.

   - Так вот, послушайте, я расскажу вам, в чем дело, -  продолжал  мистер

Квинсел. - Нам необходимо приобрести новую мебель  для  ложи,  а  денег  в

кассе сейчас маловато. Мы и подумали, что можно раздобыть деньги,  устроив

спектакль.

   - Ну, конечно! - поддержал его Друэ. - Отличная мысль.

   - У  нас  есть  несколько  весьма  талантливых  молодых  людей.  Взять,

например, Гарри Бэрбека - он прекрасно имитирует негров. Мак-Льюис  совсем

неплохой  трагик.  Вы  когда-нибудь  слыхали,  как  он  декламирует   "Над

холмами"?

   - Нет, не приходилось.

   - Ну, так поверьте мне, читает великолепно!

   - И вы хотите, чтобы я нашел вам женщину для  участия  в  спектакле?  -

спросил Друэ.  Разговор  уже  наскучил  ему,  и  он  хотел  отделаться  от

собеседника. - А что вы будете ставить?

   - "Под фонарем", - сказал мистер Квинсел.

   Это знаменитое произведение Августина Дэйли  успело  уже  пережить  дни

успеха на большой сцене и перейти в репертуар любителей,  причем  наиболее

трудные места были вычеркнуты, а число действующих лиц сведено к минимуму.

Друэ когда-то видел эту пьесу.

   - Очень хорошая вещь! - одобрил  он.  -  Она  должна  иметь  успех.  Вы

загребете уйму денег.

   - Мы тоже надеемся, что  пьеса  будет  иметь  успех,  -  сказал  мистер

Квинсел. - Смотрите, не забудьте  найти  кого-нибудь  для  роли  Лауры,  -

закричал он, видя, что Друэ обнаруживает некоторое нетерпение.

   - Будьте спокойны! Я позабочусь об этом.

   Друэ ушел, тотчас же позабыв о словах Квинсела, как только  тот  умолк.

Он даже не позаботился спросить, где и когда состоится спектакль.

   Но день или два спустя он получил напоминание в виде письма, в  котором

сообщалось, что первая репетиция пьесы "Под фонарем" назначена на пятницу,

а потому мистера Друэ просят срочно сообщить  адрес  его  знакомой,  чтобы

препроводить ей роль.

   - О, черт! - вырвалось у молодого коммивояжера.

   "Кто же из  моих  знакомых  годится  для  такой  роли?  -  подумал  он,

почесывая розовое ухо. - Я вообще не знаю никого, кто бы  хоть  что-нибудь

понимал в любительских спектаклях!"

   Он стал перебирать в памяти знакомых женщин и остановился на  одной  из

них лишь потому, что та жила неподалеку, на Западной стороне. Выйдя в  тот

вечер из дому, он решил первым делом отправиться  к  ней.  Но  стоило  ему

очутиться на улице и сесть в конку, как все это мгновенно вылетело у  него

из головы. О своем упущении он вспомнил, лишь прочитав краткую  заметку  в

"Ивнинг Ньюс", где говорилось, что местная ложа  ордена  Лосей  устраивает

шестнадцатого числа спектакль в Эвери-холл, причем будет  исполнена  пьеса

"Под фонарем".

   - Вот те на! - воскликнул Друэ. - Опять забыл!

   - Что такое? - поинтересовалась Керри.

   Они сидели за маленьким столиком в комнате, где  находилась  переносная

газовая плитка. Иногда Керри готовила дома, и как  раз  в  этот  вечер  ей

захотелось устроить домашний ужин.

   - Да вот спектакль в моей ложе! Они ставят пьесу и просили  меня  найти

кого-нибудь для женской роли.

   - Что же они собираются ставить?

   - "Под фонарем".

   - А когда?

   - Шестнадцатого.

   - Почему же ты не исполнил их просьбы? - спросила Керри.

   - Потому, что я никого не знаю, - признался Друэ.

   Вдруг он поднял глаза и взглянул на Керри.

   - Послушай, - сказал он, - хочешь играть на сцене?

   - Я? - изумилась Керри. - Но ведь я не умею.

   - А откуда ты знаешь, что не умеешь? - задумчиво произнес Друэ.

   - Но ведь я никогда не играла, - ответила Керри.

   И все же ей было приятно, что он подумал о ней. Она просияла, ибо ничто

на свете не привлекало ее так, как сценическое искусство.

   А Друэ, верный своей натуре, ухватился за эту мысль, найдя столь легкий

выход из положения.

   - Пустяки! - сказал он. - Ты великолепно справишься с ролью.

   - Нет, где уж мне! - слабо протестовала Керри.

   Предложение Друэ и манило и пугало ее.

   - А я говорю,  что  справишься!  Почему  бы  тебе  не  попробовать?  Ты

выручишь их, а тебе самой это доставит большое удовольствие.

   - Нет, едва ли, - серьезно сказала Керри.

   - О, тебе понравится! - настаивал Друэ. - Я  убежден,  что  понравится.

Сколько раз  я  видел,  как  ты  вертишься  перед  зеркалом  и  подражаешь

заправским актрисам. Вот потому-то я и предложил тебе эту  роль.  Ты  ведь

способная.

   - Да вовсе нет, - робко возразила Керри.

   - Ты вот что сделай: сходи и посмотри, как там пойдет дело. Тебе  будет

интересно. Остальные исполнители вряд ли  чего-нибудь  стоят.  У  них  нет

никакого опыта. Что они понимают в театральном искусстве!

   Друэ даже нахмурился при мысли о том, до чего невежественны эти люди.

   - Налей мне кофе, - добавил он.

   - Не думаю, чтобы я сумела играть, Чарли! - стояла на  своем  Керри.  -

Неужели ты это говоришь всерьез?

   - Ну, конечно, всерьез, - ответил он. - И сомнений  быть  не  может.  Я

убежден, что тебя ожидает успех. И ты ведь хочешь играть, я знаю! Я  сразу

подумал об этом. Потому-то я и предложил тебе.

   - Что, ты говорил, ставят?

   - "Под фонарем".

   - И какую роль хотят мне поручить?

   - Вероятно, одной из героинь, - ответил Друэ.  -  Я,  право,  точно  не

знаю.

   - А что это за пьеса?

   - М-м, видишь ли, - начал Друэ, не обладавший особой памятью  на  такие

вещи, - речь идет об одной девушке, которую похищают преступники - мужчина

и женщина, живущие в трущобах. У девушки, кажется, есть деньги... Что-то в

этом роде, и эти люди хотят ограбить ее. Я уж  не  помню  точно,  что  там

дальше.

   - Так ты не знаешь, какую роль мне придется играть?  -  снова  спросила

Керри.

   - Нет, по правде сказать, не знаю.

   Друэ на минуту задумался.

   - Обожди, вспомнил! - воскликнул он. - Лаура! Да, да, ты будешь Лаурой!

   -  Может  быть,  ты  вспомнишь,  в  чем  заключается  роль   Лауры?   -

допытывалась Керри.

   - Хоть убей меня, Кэд, не могу! - ответил он. - А меж тем мне следовало

бы помнить. Я несколько раз видел эту пьесу. Там все дело вертится  вокруг

одной девушки: ее украли еще ребенком - похитили прямо на улице,  если  не

ошибаюсь, и вот за ней-то и охотятся те двое  бродяг,  о  которых  я  тебе

говорил.

   Он умолк, держа перед собой на вилке огромный кусок пирога.

   - Ее, кажется, чуть не утопили... - немного погодя продолжал он. - Нет,

впрочем, не то... Знаешь что, - сказал он, безнадежно махнув  рукой,  -  я

тебе достану эту пьесу, а то я ничего больше не могу вспомнить.

   - Да, но я, право, не знаю, как быть, - сказала Керри.

   Интерес к театру и желание блеснуть на сцене боролись в ней с природной

застенчивостью и робостью.

   - Пожалуй, - добавила она, - я схожу туда,  если  ты  думаешь,  что  из

этого что-нибудь выйдет.

   - Ну, разумеется, выйдет! - подхватил Друэ.

   Стараясь заинтересовать Керри, он и сам воодушевился.

   - Неужели ты думаешь, что я стал бы уговаривать тебя, если  бы  не  был

уверен, что тебя ожидает успех? Я убежден, что ты очень способная. И  тебе

это будет только полезно.

   - А когда мне идти? - задумчиво спросила Керри.

   - Первая репетиция в пятницу вечером, - сказал Друэ.  -  Я  вечером  же

раздобуду тебе твою роль.

   - Хорошо, - с покорным  видом  согласилась  Керри.  -  Я  попробую.  Но

смотри, если я провалюсь, вина будет твоя.

   - Ты не можешь провалиться, - заверил ее Друэ. -  Веди  себя  на  сцене

точно так, как здесь, когда ты начинаешь  играть  шутки  ради.  Будь  сама

собой. О, ты справишься! Я  не  раз  думал  о  том,  что  из  тебя  выйдет

превосходная актриса.

   - Правда? - живо спросила Керри.

   - Разумеется, правда! - подтвердил он.

   Не знал Друэ, выходя в этот вечер из дому, какое пламя он зажег в груди

женщины, с которой только что  расстался.  Керри  обладала  восприимчивой,

участливой  натурой  -  залогом  блестящего  драматического  таланта.  Она

отличалась пассивностью души, которая делает  ее  зеркалом,  отражающим  в

себе весь активный мир. Она также обладала даром  тонко  подражать  всему,

что видела и слышала. Не имея ни малейшего опыта, она  иногда  чрезвычайно

удачно воспроизводила отрывки из виденных ею  спектаклей,  имитируя  перед

зеркалом участников какого-нибудь эпизода.  Она  любила  придавать  своему

голосу тембр и  интонации,  характерные  для  драматических  примадонн,  и

повторяла отрывки из патетических монологов, находивших отклик в ее  душе.

В последнее время она не раз  присматривалась  к  воздушной  грации  одной

инженю, игравшей в нескольких хороших пьесах, и у нее  нередко  появлялось

желание подражать жестам и мимике  актрисы;  она  посвящала  этому  немало

времени, когда  оставалась  одна  в  своей  комнате.  Несколько  раз  Друэ

заставал ее за этим занятием, но он думал, что она просто  любуется  собой

перед зеркалом; на самом же деле она пыталась  повторить  какую-либо  позу

или жест, подмеченные ею у исполнительницы той или иной  роли.  Выслушивая

его шутливые попреки, Керри сама стала упрекать себя в кокетстве,  хотя  в

действительности это были  лишь  первые  робкие  проявления  артистической

натуры, жаждавшей воспроизвести виденное. Всякому  должно  быть  известно,

что  в  подобных  стремлениях   воссоздавать   жизнь   и   таится   основа

драматического искусства.

   И теперь, когда Керри услыхала из уст Друэ похвалу своим  драматическим

способностям, она вся затрепетала от радости. Подобно  огню,  сваривающему

отдельные частицы металла в единую крепкую массу, его  слова  соединили  в

одно целое те смутные обрывки чувств, которые возникали в ее  душе  всякий

раз, как она задумывалась над своими способностями,  никогда,  однако,  не

доверяя им, и вселили в нее надежду.

   Как и всем людям, Керри не было чуждо некоторое самомнение. Она верила,

что могла бы многое сделать, если бы ей представилась возможность. Сколько

раз, бывало, она глядела на разодетых актрис на  сцене  и  думала  о  том,

какой она была бы на их месте и какое это  доставило  бы  ей  наслаждение.

Эффектность поз, огни рампы,  красивые  наряды,  аплодисменты  -  все  это

постепенно захватывало ее, и в конце концов она  стала  думать,  что  сама

могла бы выступить перед публикой и добиться признания своих способностей.

И вот нашелся человек, который уверил ее,  что  она  и  вправду  могла  бы

играть, что те попытки подражания, которые он видел, когда она упражнялась

перед зеркалом, заставили его поверить в ее  способности.  Керри  пережила

поистине радостную минуту.

   Когда Друэ ушел из дому, она села в свою качалку у окна  и  задумалась.

Воображение, как обычно, рисовало ей все в преувеличенном виде:  как  если

бы судьба дала ей в руки пятьдесят центов, а Керри  строила  бы  планы  на

тысячу долларов. Она уже слышала свой взволнованный голос и видела себя  в

десятках драматических поз, в которых все ее существо выражало  страдание.

Перед нею проносились сцены, рисовавшие роскошную, утонченную жизнь.  Сама

она неизменно  была  в  них  предметом  всеобщего  восхищения,  все  глаза

устремлены были только на нее. Покачиваясь в качалке, Керри переживала  то

острую горечь покинутой, то гордый гнев обманутой,  то  томление  и  тоску

потерпевшей поражение. В памяти вставали все красивые женщины,  каких  она

когда-либо видела на сцене, и подобно волне, возвращающейся с  приливом  к

берегу, на нее нахлынуло сейчас все,  что  имело  какое-либо  отношение  к

театру, все, что она когда-либо наблюдала. В ней возникали чувства и зрели

решения, которые очень далеки были от реальных возможностей.

   Отправившись в город, Друэ зашел в  ложу  ордена  Лосей  и  принялся  с

важным видом расхаживать по залу, пока не столкнулся с Квинселом.

   - Где же та молодая особа, которую  вы  обещали  нам  найти?  -  тотчас

спросил он.

   - Я уже нашел ее.

   - Вот как! - Квинсел  весьма  был  удивлен  подобной  исполнительностью

молодого коммивояжера. - Чудесно! Дайте-ка мне ее адрес.

   Он достал из кармана записную книжку  и  карандаш,  чтобы,  не  мешкая,

отправить по адресу роль.

   - Вы хотите послать ей роль? - спросил Друэ.

   - Разумеется.

   - А вы дайте роль мне. Я прохожу каждое утро мимо дома этой дамы.

   - Хорошо, но вы все-таки сообщите мне ее адрес.  Нам  необходимо  знать

его на случай, если бы понадобилось послать ей какое-либо уведомление.

   - Огден-сквер, двадцать девять.

   - А как зовут даму? - допытывался Квинсел.

   - Керри Маденда, - наобум ответил Друэ.

   Это имя случайно пришло ему в голову. Следует заметить, что в  ложе  он

был известен как холостяк.

   - Керри Маденда? - повторил Квинсел. -  Имя  прямо  как  с  театральной

афиши.

   - Совершенно верно! - согласился Друэ.

   Он захватил роль с собою и по возвращении домой вручил ее Керри с таким

видом, словно оказывал ей большую услугу.

   - Мистер Квинсел сказал,  что  это  самая  лучшая  роль.  Как  думаешь,

справишься ты с нею?

   - Я ничего не могу сказать, пока не просмотрю ее, - ответила  Керри.  -

Знаешь, теперь, когда я  согласилась  на  эту  затею,  она  начинает  меня

пугать.

   - Полно! Ну чего тебе бояться? Вся труппа  ничего  в  общем  не  стоит.

Остальные, я уверен, будут играть куда хуже!

   - Хорошо, посмотрим, - сказала Керри.

   Несмотря на пугавшие ее предчувствия, она была рада, что роль у  нее  в

руках. Друэ начал одеваться и долго возился, пока наконец не высказал  то,

что его беспокоило.

   - Видишь ли, Керри, они собирались печатать программу, и я сказал,  что

тебя зовут Керри Маденда. Ты ничего не имеешь против?

   - Нет, почему же, - ответила она, подняв на него глаза.

   Тем не менее у нее мелькнула мысль, что это несколько странно.

   - Это на всякий случай... если у тебя не выйдет, - добавил Друэ.

   -  Конечно,  конечно,  -  согласилась  Керри,  очень  довольная   такой

предусмотрительностью. - Это очень умно с твоей стороны.

   - Я не хотел выдавать тебя за жену, тебе было бы неловко, если бы  роль

не удалась. Меня там все хорошо знают. Но я  уверен,  что  ты  великолепно

сыграешь. Так или иначе, ты, возможно, больше никогда и не встретишься  ни

с кем из этих людей.

   - О, мне все равно! - храбро сказала Керри.

   Она теперь твердо решила  попробовать  свои  силы  на  этом  заманчивом

поприще.

   Друэ облегченно вздохнул. Он опасался, что ему снова грозит разговор  о

браке.

   Роль Лауры, как, едва познакомившись с ней, убедилась  Керри,  состояла

сплошь из страданий и слез. Автор,  Августин  Дэйли,  написал  ее  в  духе

священных традиций мелодрамы,  еще  властвовавших  в  ту  пору,  когда  он

начинал свою карьеру. Тут было все: и позы, проникнутые грустью, и тремоло

в музыке, и длинные пояснительные монологи.

   "Бедняга! - читала Керри, заглядывая в текст и  с  чувством  растягивая

слова. - Мартин, непременно дай ему стакан вина перед уходом".

   Керри  была  изумлена  краткостью  роли.  Она  не  знала,  что   должна

оставаться на сцене, пока говорят  другие,  и  не  просто  оставаться,  но

играть соответственно происходящему на сцене и игре других артистов.

   "Я, кажется, справлюсь!" - в конце концов решила она.

   На следующий вечер, когда Друэ пришел к ней, он  обнаружил,  что  Керри

чрезвычайно довольна проделанной за день работой.

   - Ну, как у тебя продвигается дело, Кэд? - спросил он.

   - Очень хорошо! - смеясь, ответила она. - Мне кажется, что я  уже  знаю

все наизусть.

   - Вот славно!  -  сказал  Друэ.  -  Ну-ка,  я  послушаю  что-нибудь,  -

предложил он.

   - О, я право, не знаю... Сумею ли  я  так  вдруг  встать  и  начать?  -

застенчиво спросила она.

   - А почему же нет? - удивился Друэ. - Ведь здесь тебе будет легче,  чем

там.

   - Я в этом не уверена.

   Кончилось тем, что она выбрала эпизод в бальном зале  и  начала  читать

свой текст с большим чувством. Чем больше Керри входила в роль, тем меньше

помнила она о присутствии Друэ.

   - Хорошо! - воскликнул тот. - Великолепно! Блистательно! Ну  и  молодец

же ты, Керри, скажу я тебе!

   Он был растроган ее превосходной игрой и всей ее трогательной фигуркой,

особенно в последний момент, когда героиня ее едва  держится  на  ногах  и

потом, согласно роли, падает в обмороке на пол.

   Тут Друэ подскочил, поднял Керри и, смеясь, заключил в объятия.

   - А ты не боишься разбиться? - спросил он.

   - О, нисколько!

   - Ты настоящее чудо! Вот уж не знал, что ты сумеешь так играть!

   - Я и сама  не  знала!  -  весело  отозвалась  Керри  и  покраснела  от

удовольствия.

   - Ну, теперь можешь не  сомневаться,  что  все  сойдет  великолепно!  -

сказал Друэ. - Верь моему слову. Ты не провалишься.

Сканирование и редактирование текста:  HarryFan, 20 March 2001