на сайте dreiser1871.narod.ru
Теодор Драйзер "Гений"
(полный текст)
"БУНТ"
|
Т. Драйзер |
ГЛАВА XXX. ЭПИЛОГ.
Метафизика часто служит нам желанным прибежищем в поисках душевного
равновесия и моральной опоры, хотя не всегда это так, и все зависит от
того, к чему склоняют человека его симпатии и жизненный опыт. Жизнь на
каждом повороте теряется в неведомом, и в памяти остаются лишь важнейшие
вехи на пройденном пути, а потом и они исчезают. Может показаться странным,
что Юджин, разбитый физически и нравственно, на какое-то время заблудился в
тумане религиозных измышлений, но такие вещи бывают с людьми, которых
сильно потрепало бурей. В религии они ищут спасения от самих себя, от своих
сомнений и отчаяния.
Если бы меня спросили, что такое религия, я бы сказал, что это
примочка, накладываемая человеком на душевные раны, что это раковина, куда
он заползает, чтобы укрыться от неизбежного, вечно изменчивого,
беспредельного. Все мы ищем чего-то безусловного и создаем его себе, если
не находим. Религия как будто дает жизни некий постоянный адрес, этикетку,
но это лишь самообман. И снова мы возвращаемся к таким извечным проблемам,
как время, пространство и безграничный разум - но чей? Ибо это - то самое,
во что мы неизбежно упираемся и куда относим все, что нам не надо познать.
Однако потребность в религии не является чем-то постоянно присущим
человеку, как, впрочем, и остальное в жизни. Стоит ему выздороветь, и душа
его оказывается во власти прежних иллюзий. В жизнь Юджина снова вошли
женщины - а как вы думали? - быть может, привлеченные его грустью и
одиночеством, когда, надломленный пережитой трагедией, он стал снова
показываться в обществе. Но теперь он принимал их внимание скорее
скептически, хотя и не всегда оставался к нему равнодушен. Женщины, которых
он встречал у знакомых, зрелые матроны и юные девушки, мечтали
заинтересовать его и не хотели и слышать об отказе. Тут были и актрисы, и
художницы, и бездарные поэтессы, певицы из варьете, журналистки и просто
бездельницы. Задушевные беседы, переписка и встречи иногда приводили и к
более интимным отношениям, которые кончались так же, как и все предыдущие.
Так, значит, Юджин не изменился? Да нет, не слишком. Он только закалил свои
чувства и разум, закалил для жизни и работы. Снова бывали в его жизни
бурные сцены, слезы расставания, отречения, холодные встречи, - но где-то
за всем этим, под крылышком у Миртл, жила маленькая Анджела - его опора и
утешение.
Для всякого постороннего взгляда Юджин был теперь художником,
язычником до мозга костей, который читал Библию ради красот стиля, а
Шопенгауэра, Ницше, Спинозу и Джемса - ради тех жизненных тайн, которые они
ему приоткрывали. В своей дочурке он видел обаятельное существо и в то же
время предмет, достойный изучения. Он с любовью и интересом наблюдал за
девочкой, в которой уже различал кое-что свое и кое-что Анджелино, гадая,
что из всего этого получится. Какая она будет, когда вырастет? Будет ли
искусство что-нибудь значить для нее? Она казалась ему такой смелой,
веселой, своенравной.
- Дочка у тебя изрядный тиран, - говорила ему Миртл.
И он с улыбкой отвечал:
- Ничего не поделаешь, попробую как-нибудь с этим справиться.
Он тешил себя мыслью, что если он и маленькая Анджела со временем
поймут друг друга и если она не слишком рано выйдет замуж, он постарается
создать для нее прекрасный дом. А может быть, и ее муж согласится жить с
ним под одной крышей.
Последняя сцена нашей повести приводит читателя в студию в Монтклере,
где обосновался Юджин и где Миртл, переселившаяся к нему вместе с мужем,
вела его хозяйство, а маленькая Анджела не давала ему скучать. Однажды
поздно вечером Юджин сидел у камина, углубившись в книгу, как вдруг
прочитанная фраза или отрывок привели ему на память одно место в
примечательных главах "О непознаваемом" из работы Спенсера "Факты и
комментарии", и он встал, чтобы разыскать его. Порывшись, он нашел нужный
том и с удовлетворением прочитал эти строки, настолько созвучные его
собственным взглядом и настроениям. И поскольку отрывок этот так пришелся
по душе Юджину, я приведу его здесь:
"Если от нас скрыта сущность вещей, воспринимаемых нашими чувствами,
то тайны мироздания еще более нам недоступны, ибо если первые могут
считаться - и действительно считаются - объяснимыми либо в свете гипотезы о
сотворении мира, либо в свете учения об эволюции, то ко вторым это
неприменимо. Как верующий, так и скептик должны сойтись на том, что
пространство извечно и никем не создано, и что оно, наоборот,
предшествовало сотворению мира, буде такое действительно имело место.
Следовательно, если бы мы и проникли в тайну бытия, это не разрешило бы для
нас многих других, еще более недоступных и темных загадок. То, что мыслится
нами как предшествовавшее всякому творению и всякой эволюции, ставит нас
перед загадками, которые еще меньше поддаются нашему познанию, чем явления
мира видимого и осязаемого. Мысль о мире, который, будучи исследован со
всех сторон и, казалось бы, до конца, таит в себе неисследованную область,
по сравнению с которой часть, доступная нашему воображению, бесконечно
мала, - мысль о пространстве, по сравнению с которым наша неизмеримая
звездная система сжимается до ничтожных размеров, - эта мысль так
грандиозна, что наш ум не вмещает ее. За последние годы представление о
бесконечном пространстве, не имеющем ни начала, ни причины, - пространстве,
которое всегда существовало и будет существовать, вызывает во мне чувство,
подобное страху".
"Вот это, - мысленно произнес Юджин, оглядываясь, так как ему
послышался легкий шорох за дверью, - вот это поистине самое ясное
утверждение ограниченности человеческого познания, какое мне приходилось
встречать".
И тут он увидел на пороге маленькую Анджелу в широкой пижаме, немного
похожей на костюм Пьеро, и улыбнулся, так как шалости и уловки этой
своенравной молодой особы были ему хорошо знакомы.
- Ты зачем сюда пришла? - спросил он с напускной строгостью. - Тебе
давно пора спать. Вот узнает тетя Миртл, попадет тебе!
- Мне не спится, папочка, - ответила ему маленькая плутовка, которой
очень хотелось еще немного посидеть с ним у камина, и она быстро побежала к
нему через комнату, чтобы приласкаться. - Подними меня, папочка!
- Знаю я, как тебе не спится, жулик ты этакий! Просто хочешь, чтобы я
укачал тебя на руках. А ну-ка, живей в постельку!
- Ой нет, папочка!
- Ну уж ладно, иди сюда, - и, взяв ее на руки, Юджин снова уселся у
камина. - А теперь изволь спать, или я сейчас же отнесу тебя в кроватку.
Девочка свернулась клубочком, положив ему на руку золотистую головку.
А он смотрел на это личико и думал о том, как бурно было ее появление на
свет.
- Мой цветочек! - сказал он. - Милая моя крошка!
Она не отозвалась. Немного погодя он уложил ее, сонную, в постель,
тщательно подоткнул одеяльце, а затем вернулся к себе и вышел на побуревшую
лужайку. Ноябрьский ветер шелестел в безжизненно повисших и почерневших
листьях деревьев. Над головой мерцали звезды - величественный пояс Ориона,
таинственные созвездия обеих Медведиц и та далекая туманность, которую
именуют Млечным Путем.
"Где во всем этом - в бесконечности материи - Анджела? - подумал он и
провел рукою по волосам. - И где будет то, из чего состою я? Как хаотична,
но как прекрасна жизнь! Сколько в ней разнообразия, сколько нежности и
суровости. Она словно яркая симфония!"
Он глядел в сверкающую бездну пространства, и прекрасные образы
рождались в его душе.
"Как хорошо сегодня шумит ветер", - подумал Юджин.
И он тихонько вернулся в дом и запер дверь.
Сканирование и проверка текста : HarryFan, 20 March 2001
Подготовка к WEB-публикации: Корнейчук Дмитрий, 2004 год
Теодор Драйзер "Гений" - полный текст романа