на сайте dreiser1871.narod.ru

Теодор Драйзер "Гений"
(полный текст)


"БОРЬБА"

	                                 
  

“Мне больше всего нравится “Гений”. Я вложил в него большую часть самого себя ”

Т. Драйзер


                                                                   ГЛАВА XII

           Весну,  лето  и  осень  Юджин  и  Анджела провели частью в Александрии,
частью  в  Блэквуде.  Болезнь  и  необходимость  покинуть  Нью-Йорк помешали
Юджину  пожать  лучшие плоды своих успехов на поприще искусства: мосье Шарль
и  многие  другие  лица проявляли к нему большой интерес и охотно устраивали
бы  ему  чествования  и  приемы.  Он  мог бы много бывать в обществе, но его
нынешнее  душевное состояние не располагало к этому. Он сделался чрезвычайно
угрюм,  часто заводил разговоры на самые грустные темы; жизнь представлялась
ему  в  высшей  степени  печальной,  а  люди - все без исключения - дурными.
Жадность,  бесчестность,  эгоизм,  зависть,  лицемерие,  клевета, ненависть,
воровство,  прелюбодеяние,  убийство,  слабоумие,  помешательство,  душевная
опустошенность  - вот что занимало его мысли, да еще смерть и наступающее за
нею  тление.  Ни  в  чем,  казалось,  не  было  просвета  - повсюду он видел
неистовство   зла   и  смерти.  Эти  мысли,  к  которым  присоединялись  еще
неприятности  с  Анджелой,  сознание,  что  он не в силах работать и что его
брак  ошибка,  страх перед смертью или сумасшествием привели к тому, что эта
зима превратилась для него в сплошную пытку.
     Анджела,  когда  первый  порыв  бури  улегся  в  ее  душе,  снова стала
относиться  к  нему  внимательно, но в ее поведении все же сквозило какое-то
недоверие.  Правда,  она  ничего  не  говорила,  она согласилась не поминать
старое,  но  Юджин  чувствовал,  что  она  ничего  не забыла, что в душе она
продолжает  упрекать  его,  что  она  ждет  новых  проявлений его слабости и
остается настороже, чтобы вовремя предупредить их.
     Весна,  которая  началась  вскоре по их приезде в Александрию, принесла
Юджину  некоторое  облегчение.  Он  решил  временно  оставить всякие попытки
вернуться  к  работе,  отказаться  от  мысли  ехать  в Лондон или в Чикаго и
только  отдыхать. Может быть, он и в самом деле просто устал? Правда, у него
не  было  такого  ощущения.  Он не мог спать, не мог работать, но чувствовал
себя   достаточно   бодрым,   и  только  то,  что  к  нему  не  возвращалась
работоспособность,  делало  его  несчастным.  Все  же  он  решил испробовать
полный  отдых.  Может  быть,  это  воскресит  в  нем его чудесный дар. А тем
временем  он  не  переставал  думать о том, что дни уходят, - с какими бы он
мог  познакомиться интересными людьми, в скольких новых местах побывать! Ах,
Лондон, Лондон! Как он мечтал его писать!
     Старики  Витла  были  бесконечно  рады,  что  их сын снова с ними. Люди
простые  и  немудрящие,  они  никак  не  могли  понять,  почему так внезапно
пошатнулось его здоровье.
     - Никогда  в  жизни  Юджин  не  выглядел  так  скверно,  - заметил жене
Витла-отец  в  день  приезда  сына.  - У него совсем ввалились глаза. Как ты
думаешь, что бы это могло быть?
     - Что   я  могу  сказать?  -  ответила  ему  жена,  страшно  огорченная
состоянием  своего  мальчика.  -  Просто он переутомился. Немного отдохнет и
поправится.  Только  смотри  не  проговорись,  что  замечаешь  в  нем что-то
неладное. Делай вид, будто он вполне здоров. А что ты скажешь о его жене?
     - Она  производит  приятное  впечатление,  -  ответил  Витла.  -  И уж,
конечно,  любит  его. Я, правду сказать, никогда не думал, что Юджин женится
на  женщине такого типа. Но ему, разумеется, виднее. В свое время, вероятно,
никто  не предполагал, что я женюсь на такой женщине, как ты, - шутя добавил
он.
     - Да,  это  была  действительно ошибка с твоей стороны, - в том же тоне
ответила  миссис Витла. - Но, между прочим, ты приложил немало усилий, чтобы
совершить ее.
     - Я был молод! Молод! Не забывай этого. Я мало что понимал в то время.
     - Я бы сказала, что ты не многим больше понимаешь и сейчас, а?
     Он улыбнулся и ласково похлопал ее по плечу.
     - Ну что ж, остается покориться судьбе. Дела не поправишь, поздно.
     - Да, поздновато, - сказала жена.
     Юджину  с  Анджелой  отвели его прежнюю комнату на втором этаже, откуда
открывался   красивый   вид   на  двор  и  на  тихую  улицу,  и  они  начали
устраиваться,  чтобы  провести  в  этом  доме,  как надеялись старики Витла,
немало  мирных  дней.  Юджину  было  странно  опять очутиться в Александрии,
вновь  увидеть  этот  мирный уголок, где он вырос, увидеть деревья, лужайку,
гамак,  уже  несколько  раз  сменявшийся со времени его отъезда, но висевший
все  на  том  же  месте.  С  удовольствием вспоминал он о маленьких озерах и
речке,  опоясывавшей  город. Он мог удить рыбу, кататься на лодке, совершать
приятные  прогулки.  Чтобы  развлечься,  он на первой же неделе отправился с
удочкой  к  озеру, но было еще холодновато, и он решил пока что ограничиться
прогулками.
     Однообразное  времяпрепровождение,  как  правило, скоро приедается. Для
человека  с  таким  складом  ума,  как  у  Юджина,  в  Александрии было мало
интересного.  После  Лондона и Парижа, после Чикаго и Нью-Йорка, тихие улицы
родного  города  вызывали  у  него улыбку. Он отправился в редакцию "Морнинг
Эппил",  но  и  Джонас  Лайл  и Калеб Уильямс уехали - первый в Сент-Луис, а
второй  в  Блюмингтон.  Старый Бенджамин Берджес, свекор его сестры, был все
тот  же,  разве  только  постарел.  Он  сообщил  Юджину,  что  собирается на
ближайших  выборах  выставить  свою кандидатуру в конгресс - республиканская
партия  достаточно  ему обязана и поддержит его. Его сын Генри, муж Сильвии,
занимал  теперь  в  местном  банке  должность  казначея,  работал все так же
терпеливо  и  усердно,  по  воскресеньям  ходил  в церковь, время от времени
ездил  по делам в Чикаго и давал советы по вопросам мелкого кредита фермерам
и  торговцам.  Он  внимательно прочитывал те несколько журналов, посвященных
банковскому  делу, которые издавались в Америке, и, по-видимому, материально
преуспевал.  От Сильвии нельзя было много узнать о его делах. Прожив с мужем
одиннадцать   лет,  она  заразилась  его  необщительностью;  Юджин  невольно
улыбался,  глядя на этого человека, который, несмотря на свою молодость, был
так  расчетлив и себе на уме. Он был очень тихий, очень ограниченный и очень
ревностно  добивался всяких мелочей, из которых составляется то, что принято
называть   успехом.  Подобно  искусному  краснодеревщику,  он  хлопотал  над
отдельными  мелкими  деталями, из которых в конечном итоге должно получиться
прекрасное целое.
     Анджела  с  рвением  взялась  за  хозяйство,  хотя  миссис Витла весьма
неохотно  согласилась  уступить  ей часть своих обязанностей. Анджела любила
работать,  и,  пока миссис Витла мыла посуду после завтрака, она приводила в
порядок  дом.  Она  готовила для Юджина всевозможные печения и пирожки, если
это  удавалось  сделать, не обижая миссис Витла, и вообще старалась снискать
ее  расположение. Хозяйство в доме велось скромное, примерно такое же, как у
ее  родителей  в  Блэквуде,  кое  в чем, пожалуй, даже скромнее. Но, так или
иначе,  это  был  родной дом Юджина, - с этим нельзя было не считаться. Надо
заметить,  однако,  что  между  Анджелой  и свекровью существовало некоторое
расхождение  во  взглядах  на  жизнь  и  на то, как нужно жить. Миссис Витла
смотрела  на  вещи  проще  и  более терпимо. Все, что случалось в жизни, она
принимала  как  должное,  без излишних волнений, тогда как Анджела по натуре
была  склонна  волноваться по всякому поводу. У обеих женщин был один общий,
присущий  многим  людям  недостаток:  обе они не любили, чтобы им помогали в
работе.  Каждая  предпочитала делать все самостоятельно и ни с кем не делить
своих  обязанностей; но так как обе всячески старались ужиться ради Юджина и
ради  сохранения  мира  в семье, то опасность разногласий была невелика, тем
более,  что каждая не лишена была такта. Все же в воздухе носилось ощущение,
что  не  все  вполне  благополучно.  Миссис  Витла  находила Анджелу немного
черствой  и  эгоистичной,  а та, со своей стороны, считала, что миссис Витла
немного  скрытна,  или,  быть  может,  застенчива,  или  же  просто избегает
сближения.  Но  на поверхности царило безоблачное спокойствие, и обе женщины
рассыпались  друг  перед  другом в бесконечных "разрешите мне это сделать" и
"пожалуйста,  прошу  вас".  Миссис  Витла,  будучи  много  старше Анджелы, с
большим  тактом  и достоинством продолжала занимать свое руководящее место в
семейном кругу.
     Для  того  чтобы  целыми  днями  сидеть  в  кресле,  валяться в гамаке,
бродить  по  лесам  и  полям,  предаваясь в одиночестве лени и созерцанию, и
чувствовать   себя   при   этом   вполне   счастливым,  требуется  известное
предрасположение.  Было время, когда Юджин воображал, что создан как раз для
такого  образа  жизни,  и  того  же  мнения  были  его  родители. Но теперь,
заслышав  зов славы, он уже не мог усидеть на месте. Именно сейчас ему нужны
были  не  одиночество,  не  праздное  созерцание,  а  разнообразие  и  смена
впечатлений.  Ему  необходимо  было  иметь  вокруг себя подходящее общество,
людей  жизнерадостных, восприимчивых и восторженных. Кое-что из этого было в
Анджеле,  когда ее не донимали никакие тревоги. Общество родителей, сестры и
старых  знакомых  давало ему несколько больше, но они не могли проводить все
свое  время  в  беседах с ним и без конца уделять ему внимание. А кроме них,
никого  кругом не было. Александрия ничего не могла ему дать. Юджин бродил с
Анджелой  по  длинным  проселочным дорогам, катался на лодке, ловил рыбу, но
все  это  не  избавляло  его  от  чувства  одиночества.  Он подолгу сидел на
террасе  или лежал в гамаке, перебирая в памяти все, что видел в Лондоне и в
Париже,  и  мысленно представлял себя за работой. Собор св. Павла, окутанный
туманной  дымкой,  набережная Темзы, Пикадилли, Блэкфрайерский мост, трущобы
Уайтчепела   и   Ист-Энда  -  как  хотелось  ему  сейчас  быть  подальше  от
Александрии  и  рисовать  все  это!  Только  бы иметь возможность писать. Он
приспособил  под  студию  отцовский  сеновал,  источником  света служила ему
дверь,  выходившая  на  север. Там он пытался кое-что писать по памяти, но у
него  получалось  не то, что он хотел. В нем укрепилось убеждение, - вернее,
это  была навязчивая мысль, - что ни одна его работа ему не удается. Сколько
бы  ни  уверяли  Анджела, мать, отец, мнения которых он порою спрашивал, что
картина  прекрасная,  превосходна,  -  он  не  верил этому. Под влиянием все
новых   и  новых  мыслей  он  начинал  переделывать,  переделывать  и  снова
переделывать,  но  в  конце  концов  приходил  в ярость от своего бессилия и
предавался полному отчаянию, проникаясь жалостью к самому себе.
     "Нет,  -  говорил  он,  бросая кисть, - придется просто сидеть и ждать,
пока это пройдет. В таком состоянии я ничего не могу сделать".
     И  он  уходил  гулять,  брался  за книгу, катался по озеру, раскладывал
пасьянс  или  слушал  игру Анджелы на рояле, который отец его когда-то купил
для  Миртл.  Но  и  тут  он не переставал думать о своей болезни, о том, как
много  он теряет из-за нее, о том, что где-то в мире бьет ключом жизнь, а он
-  неизвестно  когда  поправится,  да  и  поправится  ли  вообще. Он заводил
разговор  о  поездке  в  Чикаго,  чтобы  там  испытать свои силы, но Анджела
каждый  раз уговаривала его еще немного отдохнуть. Она обещала увезти его на
лето  в  Блэквуд с тем, чтобы осенью вернуться в Александрию, или же поехать
в  Нью-Йорк,  или  пожить  в  Чикаго, одним словом, как ему будет угодно. Но
сейчас ему необходим отдых.
     - К  осени Юджин, наверно, поправится, - говорила Анджела его матери, -
и тогда он решит, куда ехать - в Чикаго или в Лондон.
     Она  очень гордилась возможностью говорить о том, куда они поедут и что
будут делать.

                      

Сканирование и проверка текста : HarryFan, 20 March 2001
Подготовка к WEB-публикации: Корнейчук Дмитрий, 2004 год

 

Теодор Драйзер "Гений" - полный текст романа


@Mail.ru