Глава  40    ( Книга 2)                          

   Два незначительных случая, которые произошли в  это  время,  привели  к

тому, что намерения Роберты и Клайда стали еще непримиримее.

   Как-то вечером Роберта случайно увидела  Клайда  на  Сентрал-авеню:  он

стоял на краю тротуара перед зданием  почты  и  разговаривал  с  Арабеллой

Старк,  которая  ожидала  своего  отца,  сидя  в   большом,   внушительном

автомобиле.  Мисс  Старк,  одетая  по  последней  моде  в  соответствии  с

требованиями сезона, вкусами  своего  круга  и  собственным  претенциозным

вкусом, сидела за рулем в жеманной позе, рассчитанной не только на Клайда,

но и вообще на публику. Роберте, которая к этому времени была доведена  до

отчаяния медлительностью Клайда и не знала, как заставить его  помочь  ей,

эта девушка показалась  воплощением-беззаботности,  роскоши  и  бездумного

отношения к жизни - всего, что так прельщало Клайда и заставляло медлить и

относиться с полнейшим равнодушием к ее  ужасному  положению.  И  в  самом

деле, у нее есть права, обусловленные ее  теперешним  состоянием,  но  что

может она дать Клайду  взамен  той  жизни,  от  которой  он  должен  будет

отказаться, уступив ее требованию? Ничего... Мысль не слишком ободряющая.

   И вот в эту минуту, когда она сравнила свой жалкий, презренный  удел  с

уделом хотя бы этой мисс Старк, ею овладели такая горечь  и  враждебность,

каких она никогда еще не испытывала. Это неправильно!  Несправедливо!  Уже

несколько недель прошло с тех пор, как они в последний раз обсуждали  свои

дела, и за это время Клайд почти не заговаривал с нею  на  фабрике  и  тем

более избегал приходить к ней домой,  опасаясь  обычных  ее  вопросов,  на

которые ему нечего было отвечать. И она чувствовала, что  он  относился  к

ней теперь не только невнимательно, но и с настоящим озлоблением.

   А  все  же,  когда  она  шла  домой  после  этой  ничтожной,  но  очень

выразительной сценки, ее сердце полно  было  не  столько  гневом,  сколько

печалью и болью, потому что любовь и спокойствие исчезли, и видно, никогда

уже не возвратятся... никогда... никогда, никогда... Это ужасно... ужасно!

   С другой стороны, Клайду почти в это же время  пришлось  увидеть  нечто

такое, что  имело  прямое  отношение  к  Роберте  и  было  словно  нарочно

подстроено насмешливой и злобной судьбой. В следующую же субботу маленькая

компания молодежи, по предложению  Сондры,  отправилась  на  автомобиле  к

озеру Стрелы (к северу от  Ликурга)  на  дачу  Трамбалов,  чтобы  провести

воскресенье на лоне весенней природы. Ехать следовало прямо по направлению

к Бильцу, но в одном месте пришлось сделать крюк, и через некоторое  время

компания оказалась на пересечении двух дорог, как раз возле фермы  Олденов

- родного дома Роберты. Трейси Трамбал, который в это  время  вел  машину,

предложил, чтобы кто-нибудь отправился на  ферму  и  узнал,  какая  дорога

ведет в Бильц. И Клайд, сидевший с краю, выскочил из машины.  Взглянув  на

почтовый ящик на перекрестке, явно имевший  отношение  к  полуразрушенному

ветхому дому, стоявшему тут же на пригорке,  Клайд  с  немалым  удивлением

прочитал написанное на этом ящике  имя  отца  Роберты:  Тайтус  Олден.  Он

вспомнил, как она говорила, что ее родители живут неподалеку от Бильца,  -

значит, это и есть ее дом. На мгновение он растерялся, не  зная,  идти  ли

ему туда: когда-то  он  подарил  Роберте  свою  маленькую  фотографическую

карточку, и она могла показать ее здесь. И притом уже одного сознания, что

это заброшенное, разоренное жилье имеет  прямое  отношение  к  Роберте,  а

значит,  и  к  нему  самому,  было  достаточно,  чтобы  Клайду  захотелось

повернуться и убежать.

   Но  Сондра,  сидевшая  в  автомобиле  рядом  с  Клайдом,  заметила  его

нерешительность и крикнула:

   - В чем дело, Клайд? Испугались собачки? Гав-гав, укусит!

   Клайд понял, что, если он сейчас же не двинется дальше,  это  привлечет

общее внимание, и быстро пошел по дорожке к дому. Но едва он  взглянул  на

этот дом повнимательнее, в мозгу его пробудились самые тревожные и мрачные

мысли. Ну и дом! До чего он одинок и гол  даже  в  этот  светлый  весенний

день. Ветхая, осевшая крыша. Одна труба  развалилась,  и  у  ее  основания

валяются обломки  кирпичей;  другая  покосилась,  чуть  не  падает,  и  ее

удерживают на месте только подпорки. А заросшая, невычищенная дорожка,  по

которой  медленно  поднимается  Клайд!  На   него   произвели   удручающее

впечатление разбитые камни перед входной дверью -  остатки  развалившегося

крыльца. А некрашеные надворные постройки!

   Ну и ну! И это дом Роберты. И она еще требует, чтобы он женился на ней,

когда такие мечты, такие надежды связаны у него с Сондрой  и  со  всем  ее

кругом! И Сондра здесь, в автомобиле, и видит все это, хоть  ничего  и  не

знает... Какая нищета! Какая беспредельная мрачность во всем! И его  жизнь

начиналась так же, но как далеко позади осталось все это!

   Ощущая слабость и тупую ноющую боль под ложечкой, будто  от  удара,  он

подошел к дверям. И тут, словно для того, чтобы еще больше его  расстроить

- если только это было возможно, - дверь открыл  Тайтус  Олден  в  старой,

изношенной куртке с продранными локтями, в мешковатых  потертых  штанах  и

грубых,  нечищеных  и   непомерно   больших   деревенских   башмаках.   Он

вопросительно взглянул на Клайда. И Клайд, пораженный костюмом  Тайтуса  и

его сходством с  Робертой  (особенно  похожи  были  глаза  и  линии  рта),

торопливо спросил, идет ли дорога, проходящая мимо, в Бильц и можно ли  по

ней доехать до северного шоссе. Он предпочел  бы  услышать  краткое  "да",

повернуться и уйти, но Тайтус  спустился  с  ним  во  двор  и,  размахивая

руками, подробно объяснил, что, если они хотят  выехать  на  лучшую  часть

дороги, им надо проехать по прежней еще около двух миль и  потом  свернуть

на запад. Не дослушав, Клайд кратко поблагодарил,  повернулся  и  поспешил

прочь.

   Безмерно угнетенный, он вспомнил: как раз теперь Роберта думает,  будто

он готов отказаться от всего,  что  обещает  ему  Ликург  (от  Сондры,  от

наступающей весны и лета, от любви и поэзии,  от  веселья,  продвижения  в

обществе, власти... от всего!), уехать с нею и  обвенчаться!  Забраться  в

какую-нибудь дыру! Что за ужас! И с ребенком - в его-то годы!  Ах,  почему

он был так глуп и слаб, что связал себя с  нею?  И  все  из-за  нескольких

одиноких вечеров! Почему, почему он не подождал, пока перед ним  откроется

этот новый мир? Если бы он сумел подождать!

   А теперь, бесспорно, - если  только  ему  не  удастся  быстро  и  легко

освободиться от Роберты - все это великолепие  наверняка  будет  для  него

потеряно. И другой мир, тот, из которого он вышел, протянет  к  нему  свои

страшные нищие руки и снова завладеет им, - так бедность родителей держала

его в тисках с самого начала  и  едва  не  задушила.  И  ему  даже  смутно

подумалось: как странно, что Роберту  и  его,  с  их  поразительно  схожим

происхождением, вначале так сильно  влекло  друг  к  другу...  Почему  так

случилось? Какая странная штука  -  жизнь!  Но  много  больше  мучила  его

стоявшая перед ним задача: найти выход. С этой минуты всю дорогу мысль его

работала в поисках какого-то решения. Одно слово жалобы со стороны Роберты

или ее родителей его дяде или Гилберту - и он погиб!

   Мысль об этом так волновала его, что, вернувшись  в  машину,  он  сидел

совсем молча, хотя перед этим вместе  со  всеми  превесело  болтал  о  чем

попало. И Сондра, сидевшая рядом с ним и потихоньку  поверявшая  ему  свои

планы на лето, теперь, вместо  того  чтобы  продолжать  прежний  разговор,

шепнула:

   - Что случилось с маленьким? (Когда Клайд бывал хоть  немного  грустен,

Сондра любила разговаривать с ним, как с младенцем, и ее ребячливый  лепет

действовал на него как электрический ток: ему было и сладко и  мучительно.

Он называл ее иногда "моя лепетунья".) Рожица  совсем  мрачная.  А  только

недавно мы улыбались вовсю. Пусть мой мальчик станет опять веселым.  Пусть

улыбнется Сондре. Пусть Клайд, как паинька, пожмет руку Сондре!

   Она  повернулась  и  заглянула  ему  в  глаза,  чтобы  посмотреть,  как

действует на него эта ласковая ребяческая болтовня, и  Клайд,  разумеется,

постарался принять веселый вид. И, однако, несмотря на всю ее удивительную

любовь, перед ним неотступно стоял призрак Роберты и всего, что было в ней

теперь  воплощено;  ее  состояние,  ее  недавнее   решение   и   очевидная

невозможность сделать что-либо, кроме одного - уехать вместе с нею...

   Да, но... чем так запутываться - и из-за чего!.. - уж не лучше ли (даже

если он при этом навсегда потеряет Сондру) сбежать отсюда, как  он  сбежал

из Канзас-Сити, когда убили ту девочку... и чтобы о нем  здесь  больше  не

слыхали. Но это значит потерять Сондру, все здешние связи, дядю, все!  Все

потерять! Что за несчастье снова скитаться  в  поисках  пристанища!  Опять

придется писать  матери  о  некоторых  обстоятельствах,  связанных  с  его

бегством, - ведь впоследствии кто-нибудь отсюда может написать ей  и  дать

всему гораздо более убийственное объяснение. А что подумают о нем  родные?

В последнее время он писал матери, что так преуспевает! Что же у  него  за

судьба, почему его преследуют неудачи? И неужели его  жизнь  всегда  будет

такой? Бежать то от одного, то от другого и где-то на  новом  месте  опять

начинать все сначала... быть может, только для того, чтобы потом  пришлось

бежать от чего-то еще худшего. Нет, он не может снова  бежать.  Он  должен

взглянуть беде прямо в лицо и найти какой-то выход. Должен!

   Боже!

Сканирование и редактирование текста:  HarryFan, 20 March 2001