Глава  17    ( Книга 2)          

   Было совсем темно, когда Роберта в среду вечером украдкой  выскользнула

из дому, чтобы встретиться с Клайдом. Но перед  этим  сколько  сомнений  и

борьбы с самой собою! Ей не  только  трудно  было  преодолеть  собственные

внутренние  колебания,  -  вызывала  немало  тревог  и  душная,  пошлая  и

ханжеская атмосфера, окружавшая ее в доме Ньютонов.  С  тех  пор  как  она

приехала сюда, она никуда не выходила без Грейс Марр.  А  тут  еще  в  эту

среду, - Роберта совсем забыла  обитом,  разговаривая  с  Клайдом,  -  она

условилась отправиться вместе с Ньютонами и Грейс в  баптистскую  церковь,

где должна была состояться проповедь, а затем вечер для прихожан с разными

играми, чаем, пирожными и мороженым.

   И она не знала, как быть, как ей освободиться в этот  вечер,  но  потом

вспомнила, что дня за два перед тем Лигет, заметив, как  хорошо  и  быстро

она работает, предложил ей поучиться шить у миссис Брейли, в  соседнем  со

штамповочной швейном цехе. Теперь,  когда  приглашение  Клайда  совпало  с

собранием в церкви, Роберта решила сказать Ньютонам, что в этот вечер  она

должна явиться на дом к миссис Брейли. Она скажет  это  в  среду  вечером,

перед обедом. Таким образом, она сможет встретиться с  Клайдом.  И  успеет

вернуться домой до возвращения Ньютонов и Грейс. Так сладко будет  слушать

его... снова услышать, как тогда, в лодке, что она  показалась  ему  самой

красивой девушкой на свете, когда стояла на берегу и смотрела  на  водяные

лилии. Много, много мыслей - смутных, пугающих, ярких - осаждало ее: как и

куда они пойдут и как потом станут встречаться, если  она  сумеет  сделать

так, чтобы они стали друзьями и чтобы это не повредило ни ей, ни ему. Если

будет нужно, она уйдет с фабрики и поищет  какое-нибудь  другое  место,  -

таким образом, с Клайда будет снята всякая ответственность за нее.

   Еще одно волновало ее: как  одеться?  Роберта  видела,  что  в  Ликурге

многие работницы одеваются лучше, чем в  Бильце  и  Трипетс-Милс.  Но  она

значительную часть своего заработка посылала матери, - если бы не это, она

тоже могла бы прекрасно одеться. Теперь, когда  Клайд  завладел  всеми  ее

мыслями, она забеспокоилась о своей внешности; вечером, после того как они

условились о встрече, она  пересмотрела  весь  свой  скромный  гардероб  и

выбрала синюю шляпку, которую Клайд  еще  ни  разу  не  видел,  платье  из

дешевого сукна в белую и синюю клетку и белые парусиновые туфли, купленные

прошлым летом в Бильце. Она решила дождаться, пока Ньютоны и Грейс уйдут в

церковь, а затем быстро переодеться и выйти.

   В половине девятого,  когда  наконец  совсем  стемнело,  она  пошла  по

направлению  к  Сентрал-авеню,  а  оттуда  кружным  путем   вернулась   на

условленное место в конце Тэйлор-стрит.  Клайд  был  уже  там.  Он  стоял,

прислонясь  к  старому   деревянному   забору,   окружавшему   пятиакровое

кукурузное поле, и смотрел на  городок,  огни  которого  светились  сквозь

листву деревьев. Воздух был  насыщен  пряными  ароматами  трав  и  цветов.

Легкий ветерок шелестел в высоких стеблях кукурузы позади Клайда, в листве

деревьев над его головой. А далеко в вышине сверкали звезды  -  Большая  и

Малая Медведица, Млечный Путь, их когда-то ему показывала мать.

   И Клайд думал о том, как изменилось его положение здесь по сравнению  с

Канзас-Сити. Там он робел перед Гортензией Бригс, да и перед любой  другой

девушкой, боялся им слово сказать. А здесь, особенно с  тех  пор  как  его

назначили заведующим штамповочной, он убедился, что не так уж неинтересен,

как ему казалось раньше. Девушки на него заглядываются, и он теперь уже не

так боится их. Глаза Роберты сказали ему, как сильно он ей нравится. Вот и

у него есть подруга. Когда она придет, он обнимет ее и поцелует. И она  не

сможет ему противиться.

   Он стоял, прислушивался, мечтал и смотрел вдаль; шорох кукурузы за  его

спиной будил в нем какое-то  воспоминание.  И  вдруг  он  увидел  Роберту.

Нарядная, оживленная и тем не  менее  встревоженная,  она  остановилась  в

конце улицы, озираясь,  как  пугливый,  осторожный  зверек.  Клайд  тотчас

поспешил к ней навстречу и тихонько окликнул ее:

   - Привет! Как мило, что вы пришли! Трудно было выбраться? (Он  подумал,

что она гораздо лучше Гортензии Бригс или Риты Дикермен: одна  была  такая

расчетливая, а другая - чувственная и неразборчивая.)

   - Еще бы не трудно!

   И она стала подробно и красочно рассказывать о том, как неловко вышло с

Ньютонами: она совсем забыла о своем обещании пойти с ними  в  церковь,  а

тут еще и Грейс заявила, что не пойдет без нее.  И  ей  пришлось  солгать,

ужасно солгать: будто она идет к миссис Брейли учиться шить. Клайд  ничего

не знал о предложении Лигета и сразу же стал расспрашивать Роберту: у него

явилась мысль, не хочет ли Лигет перевести  ее  от  него.  Он  не  дал  ей

вернуться к рассказу о Ньютонах, пока не выслушал всех подробностей насчет

Лигета,  и  Роберте  было  очень   приятно,   что   он   так   живо   этим

заинтересовался.

   - Но, знаете, я ведь пришла ненадолго, - быстро и ласково  сказала  она

при первом удобном случае, когда Клайд, сжимая ее руку, повернул  к  реке,

совсем безлюдной в этих местах. -  Собрания  в  баптистской  церкви  почти

всегда кончаются к половине одиннадцатого, и я  должна  быть  дома  раньше

Ньютонов и Грейс.

   Она привела множество доводов, объясняя, почему ей нельзя задерживаться

позже  десяти  часов,  и  Клайд,  хотя  и  раздосадованный,  не   мог   не

согласиться, что она рассуждает благоразумно. Сначала он надеялся удержать

ее дольше. Но, видя, что времени у него мало, он  старался  теперь  скорее

добиться большей близости; он стал расхваливать ее шляпу, жакет -  они  ей

так к лицу! И тут же попытался обнять ее за талию, но Роберта, считая, что

он слишком спешит, отвела его  руку,  вернее,  пыталась  отвести,  ласково

убеждая:

   - Ну, не надо! Это нехорошо! Разве  вам  недостаточно  вести  меня  под

руку? Или давайте я возьму вас под руку.

   Высвободившись из его объятий, она сразу крепко взяла его  под  руку  и

прижалась к его плечу, стараясь идти с ним в ногу. И  Клайд  подумал,  как

просто и естественно держится она теперь, когда лед между ними сломан.

   А как она щебетала! Ей нравится Ликург, но только она  никогда  еще  не

жила в таком строгом и набожном городе - тут в этом смысле даже хуже,  чем

в  Бильце  или  Трипетс-Милс...  И  она  стала  рассказывать  о  Бильце  и

Трипетс-Милс, говорила и о своем доме, но мало: об  этом  ей  не  хотелось

рассказывать. И снова - о Ньютонах и Грейс Марр, о том, как они следят  за

каждым ее шагом.

   А Клайд слушал и думал, что она совсем не похожа на Гортензию Бригс или

Риту, да и ни на одну из девушек, которых он встречал: она гораздо проще и

доверчивее,  ей  совершенно  не  свойственны  ни  распущенность  Риты,  ни

тщеславие, резкость и самомнение Гортензии, но она такая же красивая и при

этом гораздо симпатичнее. А как мило она выглядела бы, если бы была  лучше

одета... Что  бы  она  подумала,  если  бы  узнала,  как  он  вел  себя  с

Гортензией, - тогда все было по-другому, совсем по-другому...

   - Знаете, - сказал Клайд, когда Роберта на мгновенье замолчала,  -  мне

хотелось заговорить с вами с самого начала, как только вы  стали  работать

на фабрике. Но вы сами видите, тут все вечно следят друг  за  другом.  Это

возмутительно! Мне заявили, когда я получил это место,  что  я  не  должен

заводить знакомство ни с одной девушкой на фабрике, и я старался соблюдать

это правило. Но теперь я просто не могу сладить с собой. - Он крепко  сжал

ее руку, потом вдруг остановился и обнял ее. - Знаете, Роберта, я  от  вас

без ума. Правда! Вы самая милая, самая очаровательная  девушка  на  свете.

Послушайте, вы не сердитесь, что я так говорю? С тех пор как я увидел вас,

я почти потерял сон. Честное слово, правда! Я все думаю и думаю о  вас.  У

вас такие дивные глаза и волосы! Вы сегодня ужасно красивая! Ах, Роберта!

   И он вдруг привлек ее  к  себе  и  поцеловал,  прежде  чем  она  успела

уклониться. Он продолжал держать ее в объятиях, а она наперекор себе самой

сопротивлялась, напрягая всю силу воли: оказалось, что ей  хочется  обнять

его и прижаться к нему еще крепче, - это поразило  и  испугало  ее.  Какой

ужас! Что подумают, что скажут люди,  если  узнают?  Конечно,  она  дурная

девушка, но ей хочется быть с ним вот так - совсем рядом... никогда еще ей

так этого не хотелось.

   - Не надо, мистер Грифитс, -  умоляла  она.  -  Правда,  не  надо!  Ну,

пожалуйста! Нас могут увидеть. Кажется, кто-то идет.

   Она оглянулась, видимо, очень испуганная, но Клайд  только  рассмеялся.

Он был в восторге: наконец-то жизнь порадовала  его  таким  восхитительным

подарком!

   - Я никогда в жизни не делала ничего подобного,  -  продолжала  она.  -

Честное слово! Пустите меня. Это только потому, что вы сказали...

   Но Клайд, не отвечая, крепко прижал ее  к  себе;  его  бледное  лицо  и

темные жадные глаза были совсем близко от ее лица. Он целовал ее  снова  и

снова, несмотря на ее протесты; ее маленький рот,  подбородок,  щеки  были

так прелестны, что невозможно было устоять, и он,  слишком  взволнованный,

чтобы говорить более мужественным тоном, шептал умоляюще:

   - Роберта, дорогая, ради бога, ну скажите, что вы меня любите? Скажите?

Я знаю, что любите, Роберта! Я знаю! Я с ума схожу по вас! Скажите! У  нас

так мало времени!

   И он снова целовал ее щеки  и  губы.  И  вдруг  почувствовал,  что  она

слабеет. Она стояла безвольная и покорная в его объятиях; он смутно понял,

что с ней творится что-то странное. Внезапно по лицу ее потекли слезы;  ее

голова упала ему на плечо, и он услышал шепот:

   - Да, да, да, я люблю вас! Да, люблю, люблю!

   В ее голосе послышалось рыдание, то ли от горя, то ли от блаженства,  и

Клайд был так глубоко тронут ее искренностью и простотой, что и у него  на

глазах выступили слезы.

   - Роберта, дорогая, все будет хорошо. Не надо плакать. Вы такая  милая.

Правда, правда, Роберта!

   Он поднял глаза  и  увидел  на  востоке,  над  низкими  крышами  домов,

тоненький светящийся краешек восходящей июльской луны. И в  это  мгновение

ему показалось, что жизнь дала ему все - все, чего только можно пожелать.

Сканирование и редактирование текста:  HarryFan, 20 March 2001