Глава  14    ( Книга 2)        

   Клайд  тоже  волновался  при  встрече  с  Робертой.  Отношения  его   с

Диллардом, Ритой и Зеллой оборвались, приглашение в дом Грифитсов, где ему

удалось лишь мельком увидеть настоящих светских девушек  -  Беллу,  Сондру

Финчли  и  Бертину  Крэнстон,  -  было,  видимо,  случайным  и  не   имело

последствий, и теперь он чувствовал себя очень одиноким. Ах,  этот  высший

свет! Но Клайду явно закрыт доступ туда. А между тем в тщеславной  надежде

на это он порвал все другие знакомства. Для чего он  это  сделал?  Никогда

еще он не был так одинок. Общество миссис Пейтон!  Только  и  остается  по

дороге на работу или с работы перекинуться иной раз  ничего  не  значащими

приветливыми словами с каким-нибудь владельцем магазина на  Сентрал-авеню,

если тому заблагорассудится его окликнуть, или раскланяться  с  кем-нибудь

из работниц; но они его не интересовали, да он и не решался  познакомиться

с ними поближе. Но ведь это все  равно  что  ничего!  Да,  но  зато  он  -

Грифитс,  и  уже  по  одному  этому  вправе  рассчитывать  на  уважение  и

почтительность всех этих людей. Ну и неразбериха! Что же делать?

   Тем временем Роберта Олден немного привыкла к новой  обстановке,  лучше

поняла, каково положение Клайда на фабрике  и  какой  он  привлекательный,

заметила и его робкое, но все же несомненное внимание к ней, - и начала  с

тревогой думать о будущем. Живя в семье Ньютонов, она поняла, что принятые

в Ликурге нормы поведения, видимо, раз и навсегда запрещают  ей  проявлять

какой-либо интерес к Клайду или  к  кому  бы  то  ни  было  из  фабричного

начальства: по местным понятиям, работница  не  имеет  права  влюбиться  в

начальника или допустить,  чтобы  начальник  увлекся  ею.  Богобоязненные,

порядочные и скромные девушки не позволяют себе этого. Она вскоре  поняла,

что граница, разделяющая в Ликурге бедных и богатых, столь  резка,  словно

одни отделены от других взмахом ножа или высокой стеной. Было и  еще  одно

"табу", касавшееся работниц и рабочих из иммигрантских семей:  все  они  -

неамериканцы, а значит, невежественны, безнравственны, люди низшей породы!

С ними ни в коем случае нельзя иметь ничего общего!

   Роберта узнала также, что  в  том  мелкобуржуазном  кругу,  к  которому

принадлежала  она  сама  и  ее  друзья,  в  среде  религиозной  и   строго

нравственной,  -  такие  развлечения,  как  танцы,  прогулки  по   улицам,

посещение кино, тоже под запретом.  А  она  как  раз  в  это  время  стала

интересоваться танцами. Хуже того: молодые люди и девушки - прихожане  той

церкви, которую начали  посещать  Роберта  и  Грейс,  -  не  склонны  были

относиться к ним, как к равным; все  это  была  молодежь  из  сравнительно

более зажиточных семей - старожилов Ликурга.  Роберта  и  Грейс  некоторое

время посещали церковные богослужения и собрания, но жизнь их от этого  не

изменилась: они были безупречны, и их допускали  в  это  общество,  но  не

приглашали в  гости  и  на  вечера,  и  они  не  участвовали  ни  в  каких

развлечениях, доступных другим прихожанам, занимавшим лучшее положение.

   Встретив Клайда, Роберта увлеклась  им  и  притом  вообразила,  что  он

принадлежит к некоему высшему обществу. И в  душу  ей  проник  тот  же  яд

беспокойного тщеславия, который отравлял и Клайда. Каждый день на  фабрике

она невольно чувствовала на  себе  его  настойчивый,  пытливый  и  все  же

неуверенный взгляд. И  чувствовала  также,  что  он  не  решается  сделать

попытку к сближению, боясь встретить отпор. Уже две  недели  она  работала

здесь, и теперь ей часто хотелось, чтобы он с нею  заговорил,  чтобы  стал

предприимчивее, но она тут же пугалась: нет, он не должен  приближаться  к

ней. Это ужасно!  Невозможно!  Другие  девушки  сразу  заметят.  Они  явно

считают, что он слишком хорош для них и слишком  им  чужд,  -  а  если  он

станет относиться к ней иначе, чем ко всем остальным,  они  истолкуют  это

по-своему.  Роберта  знала  -  эти  девушки  найдут  всему   только   одно

объяснение: решат, что она распутная.

   А Клайд слишком хорошо помнил правила, о которых говорил  ему  Гилберт.

До сих пор, строго соблюдая их, Клайд  держался  так,  словно  не  замечал

девушек и ни одной из них  не  оказывал  предпочтения,  но  теперь,  когда

появилась Роберта, он часто, почти бессознательно, подходил к ее  столу  и

смотрел, как быстро и ловко она работает. Как он и ожидал,  она  оказалась

хорошей,  толковой  работницей,  очень  скоро,  без  чьих-либо  советов  и

наставлений, сама поняла все хитрости и приемы работы и стала зарабатывать

не меньше других - пятнадцать долларов в неделю.  И  по  ней  всегда  было

видно, что работа здесь для нее - удовольствие, счастье и  что  ее  радует

малейший знак внимания со стороны Клайда.

   Она казалась ему утонченной, совсем непохожей на других,  и  он  с  тем

большим удивлением заметил в ее поведении вспышки своеобразной  веселости,

не только эмоциональной, но на особый, поэтический лад  даже  чувственной.

Несмотря  на  свою  сдержанность,  она  была  в  дружеских  отношениях   с

девушками-иммигрантками, так  непохожими  на  нее,  и,  видимо,  прекрасно

находила с ними общий язык. Прислушиваясь к ее разговорам о работе с Леной

Шликт, Одой Петканас, Анжеликой Питти и другими девушками, которые  быстро

стали заговаривать с нею, Клайд решил, что она  далеко  не  так  строга  и

надменна, как остальные американки. Но и они, видимо, относились к  ней  с

уважением.

   Как-то в полуденный перерыв, вернувшись из столовой раньше обычного, он

увидел, что Роберта, несколько  девушек-иммигранток  и  четыре  американки

окружили  польку  Марию;  эта  бойкая,  развязная  особа  довольно  громко

рассказывала, как парень, с которым она познакомилась накануне, подарил ей

бисерную сумочку и с какой целью.

   - Он хочет, чтоб я взяла эту вещичку и стала его  милкой,  -  хвастливо

объявила  она,  размахивая   сумочкой   перед   глазами   заинтересованных

слушательниц. - Надо об этом подумать. А славная  сумочка,  верно?  -  Она

подняла ее и повертела  во  все  стороны,  затем  прибавила  вызывающе,  с

напускной серьезностью махнув сумочкой в сторону Роберты: - Как мне  быть,

скажи? Взять сумку и стать его милкой или  отдать  ее  назад?  Мне  ужасно

нравится эта сумка, ей-богу!

   Клайд ожидал, что, в полном соответствии с  правилами,  в  которых  она

воспитывалась, Роберта возмутится. Ничуть не бывало! Судя по ее лицу,  она

просто от души забавлялась.

   - Все зависит от того, красивый ли он, Мария, -  ответила  она,  весело

улыбаясь. - Если он очень славный, я бы немножко поводила его  за  нос,  а

пока что подержала бы сумочку у себя.

   - Но  он  не  хочет  ждать,  -  лукаво  заявила  Мария,  явно  сознавая

пикантность положения (при этом она  подмигнула  Клайду,  который  подошел

ближе). - Я должна сегодня же стать его милкой, не то придется отдать  ему

сумочку, а сама я никогда не смогу купить такую шикарную сумку!  -  Она  с

лукавым и озорным видом смотрела на сумочку, комически наморщив нос. - Как

же мне быть?

   "Пожалуй, это слишком  для  такой  скромной  провинциалочки,  как  мисс

Олден. Это ей не понравится", - подумал Клайд.

   Но Роберта оказалась на высоте: она притворилась встревоженной.

   - Ох, трудно тебе приходится, - сказала она. - Не представляю,  что  ты

будешь делать!

   Она  широко  раскрыла   глаза   и   изобразила   на   лице   величайшую

озабоченность. Клайд видел, что она только играет, но играет превосходно.

   И тут кудрявая голландка Лена заявила:

   - Ей-богу, я возьму сумку и парня тоже, если он тебе не нужен. Где  его

найти? У меня сейчас нет милого.

   Она протянула руку, словно собираясь взять у Марии сумочку; та столь же

поспешно отступила, и почти все девушки, которые слышали все это и от души

потешались над грубой шуткой, завизжали от восторга. Даже  Роберта  громко

засмеялась, и Клайду это было приятно: ему нравился грубый юмор, пока дело

ограничивалось невинной забавой.

   Когда послышался гудок и в соседнем помещении зажужжали  сотни  швейных

машин, он услышал, как Роберта сказала:

   - Пожалуй, ты права, Лена. Хорошего человека встречаешь не каждый день.

   Ее глубокие глаза блестели, соблазнительные губы раскрылись  в  улыбке.

Клайд понимал, что она поддразнивает и шутит, а  не  говорит  всерьез,  но

чувствовал также, что она совсем не такая ограниченная, как  он  опасался.

Оказывается,  она  и  человечная,  и   веселая,   и   снисходительная,   и

добродушная, и чувство юмора у нее есть. И хотя она бедно  одета  и  ходит

все в той же коричневой шляпке и синем платье, в которых пришла на  работу

в первый день, она красивее всех остальных работниц. И ей незачем  красить

губы и щеки, как это делают девушки-иммигрантки, чьи лица иной раз походят

на расписные пряники. А как хороши ее руки и шея, округлые и изящные, и  с

какой грацией и увлечением она работает, словно это доставляет ей истинное

удовольствие! От напряженной работы в самые жаркие часы у нее  на  верхней

губе, на лбу и на подбородке выступают капельки пота; прервав на мгновение

работу, она вытирает их платком, а Клайду кажется, что они, как жемчужины,

только делают ее еще очаровательнее.

   То были для Клайда удивительные дни. Снова - и в таких условиях, что он

целыми днями мог быть вблизи нее, -  в  его  жизни  появилась  девушка,  о

которой  он  думал,  которой  восхищался  и  к  которой  постепенно   стал

стремиться со всей страстностью, на какую был способен,  -  как  стремился

прежде к Гортензии Бригс, но с более приятным чувством, так как он  видел,

что Роберта гораздо проще, добрее и порядочнее. И хотя на первых порах она

довольно долго казалась (или притворялась) совершенно равнодушной и словно

не замечала его, на самом деле все это с самого начала было неправдой. Она

просто не знала, как себя вести. Он красивый,  думала  она,  руки  у  него

красивые, и мягкие темные волосы, а черные глаза такие грустные и  нежные.

Он привлекателен - даже очень! Настоящий красавец!

   Однажды в отделение зашел  Гилберт  Грифитс  и  заговорил  о  чем-то  с

Клайдом - и поэтому Роберта вообразила, что Клайд  человек  гораздо  более

состоятельный и с лучшим положением в обществе, чем она думала  раньше.  К

тому же, едва появился Гилберт, ее соседка Лена Шликт,  наклонясь  к  ней,

сказала:

   - Это мистер Гилберт Грифитс. Вся  фабрика  принадлежит  его  отцу,  и,

говорят, когда отец умрет, все перейдет к нему. Они двоюродные  братья,  -

прибавила она, кивнув в сторону Клайда. - Очень похожи, правда?

   - Да, очень, - сказала Роберта,  украдкой  рассматривая  обоих  молодых

людей. - Только мне кажется, мистер Клайд красивее, - как по-твоему?

   Ода Петканас, сидевшая по другую сторону Роберты и слышавшая ее  слова,

рассмеялась:

   - Это всем так кажется! И он не такой гордый, как мистер Гилберт.

   - А он тоже богатый? - спросила Роберта, думая о Клайде.

   - Не знаю. Говорят, что нет. - На лице Оды  выразилось  сомнение.  Она,

как и остальные девушки, живо интересовалась Клайдом. - Он прежде  работал

в декатировочной. По-моему, он просто работал  поденно,  как  и  все.  Но,

говорят, он только недавно приехал  сюда,  чтобы  познакомиться  с  делом.

Может быть, он здесь ненадолго.

   Роберта вдруг огорчилась, услышав это; до сих пор она старалась уверить

себя, что не думает о Клайде как о человеке, которого могла  бы  полюбить,

но теперь, представив себе, что он в любой день может неожиданно уехать  и

она никогда больше его не увидит, она почувствовала странное волнение.  Он

такой молодой, красивый, обаятельный. И ведь она ему нравится,  это  ясно.

Нет, об этом не следует думать. И она не должна пытаться ни  взглядом,  ни

движением привлечь его внимание.  Ведь  он  здесь  такая  важная  персона,

настолько выше ее...

   Услыхав о высоких родственных связях  Клайда  и  о  его  предполагаемом

богатстве, верная своим понятиям Роберта решила, что он, конечно, не может

интересоваться ею с серьезными намерениями. Ведь она - бедная работница. А

он - племянник такого богача... Конечно, он не женится на ней. А какие  же

другие отношения могут быть между ними? Нет, осторожность прежде всего.

Сканирование и редактирование текста:  HarryFan, 20 March 2001