Глава 13
( Книга 2)
Совсем
особые причины заставили Роберту Олден искать места
на фабрике
"Грифитс
и Кь", да еще столь скромного. Подобно Клайду,
недовольная своей
семьей и своей
жизнью, она думала о собственной
судьбе с чувством
глубокого
разочарования. У ее отца Тайтуса Олдена была ферма неподалеку
от
Бильца - городка
в округе Маймико, милях в пятидесяти к северу от Ликурга.
С самого детства
Роберта не видела ничего, кроме
бедности. Ее отец,
младший из
трех сыновей Эфраима Олдена,
такого же фермера, был
неудачником;
в сорок восемь лет он жил все в том же доме, который
достался
ему от отца
и еще тогда был стар и требовал ремонта, а теперь
пришел в
полную ветхость.
Дом этот был некогда прелестным образцом
превосходного
вкуса, создавшего
очаровательные домики с остроконечными
крышами -
украшение
небольших городов Новой Англии, но стены его были
давным-давно
не крашены,
недоставало многих черепиц на крыше
и каменных плит на
дорожке, ведущей
от калитки к дверям, и весь он
теперь выглядел так
плачевно,
словно готов был сказать со старческим кашлем: "Да,
плохи мои
дела!"
Внутренность
дома соответствовала его внешнему виду. Полы
и ступени
лестницы расшатались
и отчаянно скрипели; далеко не на всех окнах уцелели
ставни. Мебель
- и старинная, и более позднего
происхождения - вся
обветшала
и была перемешана в неописуемом беспорядке, который,
впрочем, и
нет нужды
описывать.
Родители
Роберты были классическими американцами старого склада
- из
тех, что отвергают
факты и чтут иллюзии. Тайтус
Олден был одним из
множества
людей, которые рождаются, живут и умирают, так ничего
и не поняв
в жизни. Они
появляются, бредут наугад и исчезают во мгле. Подобно
своим
двум старшим
братьям - людям с весьма смутными, туманными
понятиями и
представлениями,
- Тайтус жил словно вслепую; фермером он
стал только
потому, что
и отец его был фермер. Ферма досталась ему по наследству,
вот
он и жил на
ней: оставаться и кое-как работать здесь
было проще, чем
искать счастья
где-то в другом месте. Он состоял в республиканской
партии,
потому что
до него республиканцем был его отец и потому что весь
их округ
стоял за республиканцев.
Ему и в голову не приходило, что
может быть
иначе. Свои
политические и религиозные воззрения, все представления
о том,
что хорошо
и что плохо, он заимствовал от окружающих. Никогда
ни одному
члену этой
семьи не довелось прочесть ни
одной серьезной, умной и
правдивой
книги. Но все же, с точки зрения
религиозных и моральных
условностей,
это были превосходные люди, честные, прямые,
почтенные и
богобоязненные.
Дочь
таких родителей, хоть и одаренная
от природы качествами,
возвышавшими
ее над окружающей средой, не могла не быть
в значительной
мере продуктом
этой среды; в ее сознании отразились преобладавшие
здесь
религиозные
и нравственные понятия - взгляды
местных пасторов и их
прихожан.
Но при этом она отличалась
пылким темпераментом и живым
воображением,
и уже лет с пятнадцати ею овладела старая, как
мир, мечта
всех дочерей
Евы от самых безобразных до самых прекрасных: что ее
красота
и обаяние
когда-нибудь - и скоро - с колдовской и неодолимой силой
поразят
некоего мужчину
или мужчин. И хотя все годы детства и юности ей
пришлось
провести среди
тяжкой бедности и лишений, она всегда мечтала
о чем-то
лучшем. Кто
знает, быть может, где-то там, впереди - большой город
вроде
Олбайи или
Утики... и новая, прекрасная жизнь!
Какие
мечты! Когда ей было четырнадцать, пятнадцать, восемнадцать
лет,
она любила
выйти весенним утром в фруктовый сад; раннее
майское солнце
зажигало розовые
огоньки на каждом старом дереве, землю розовым
ковром
устилали душистые
опавшие лепестки, а она стояла, глубоко дыша,
и порой
смеялась или
вздыхала, широко раскрывая объятия
навстречу жизни. Она
живет! Она
молода - и перед ней весь мир! Она вспоминает глаза
и улыбку
юноши, что
живет по соседству, - он случайно проходил мимо и взглянул
на
нее, и может
быть, никогда больше не взглянет, а
все же он пробудил
столько грез
в ее душе...
И,
однако, она была очень застенчива, а потому
и необщительна; она
побаивалась
мужчин - особенно заурядных, грубых местных жителей,
и они, в
свою очередь,
избегали ее: их отталкивала ее застенчивость и сдержанность,
а ее красота
казалась в этих краях слишком утонченной. Правда, шестнадцати
лет она переехала
в Бильц и поступила на службу в мануфактурный
магазин
Эплмена за
пять долларов в неделю и здесь стала встречать молодых
людей,
которые ей
нравились. Но она была слишком невысокого мнения о своей
семье,
и ее неопытному
глазу казалось, что положение этих юношей куда
лучше ее
собственного,
а потому они не могут ею интересоваться,
- и она своим
поведением
сама отпугивала их. Все же она работала у
Эплмена почти до
девятнадцати
лет, все время сознавая, что ничего
не может для себя
сделать, потому
что слишком тесно связана с родными, которые нуждаются
в
ее помощи.
А
потом произошло событие, которое для этого уголка означало
чуть ли не
революцию.
Так как в этой сугубо земледельческой местности был
очень дешев
труд, то в
городке Трипетс-Милс открылась маленькая трикотажная
фабрика. И
хотя Роберта,
следуя общепринятым здесь понятиям и нормам,
воображала,
будто такого
рода труд ниже ее достоинства, все же ее соблазнили
слухи,
что на
фабрике хорошо платят. Итак,
она переехала в Трипетс-Милс,
поселилась
там у одной знакомой, жившей раньше в Бильце, и каждую
субботу
приезжала
домой; она мечтала скопить немного денег, чтобы
затем пройти
курс в коммерческой
школе где-нибудь в Ликурге или
Гомере, изучить
счетоводство
или стенографию, словом - занятие, которое откроет перед
нею
какое-то лучшее
будущее.
В
этих мечтах и попытках отложить немного
денег прошло два года.
Роберта зарабатывала
все больше (под конец двенадцать долларов в неделю),
но ее родные
во многом нуждались, а ей хотелось по возможности
уменьшить
их лишения,
от которых она сама так страдала, и потому
почти весь ее
заработок
уходил на семью.
Здесь,
как и в Бильце, большинство молодых людей, которые были
ближе ей
по развитию
и по характеру, смотрели на фабричных работниц свысока,
словно
на существа
второго сорта. И хотя Роберта отнюдь
не была работницей
обычного типа,
все же, постоянно общаясь с этими девушками, она усвоила
их
психологию,
их пренебрежение к самим себе. Именно тогда
она прониклась
убеждением,
что никто из молодых людей,
которые ей нравятся, не
заинтересуется
ею, а если и заинтересуется, то уж, во всяком случае,
не с
серьезными
намерениями.
Два
события заставили ее всерьез задуматься не только о
браке, но и о
будущем вообще,
независимо от того, выйдет ли она замуж. Ее двадцатилетняя
сестра Агнесса
(она была тремя годами моложе Роберты)
вновь встретила
недавно молодого
учителя, который преподавал раньше в школе по соседству
с
фермой Олденов;
теперь он пришелся ей больше по вкусу, чем
во времена,
когда она
была школьницей, и она решила выйти за него замуж.
И Роберта
поняла, что
если она тоже не выйдет в ближайшее время замуж,
ее станут
считать старой
девой, а пока она раздумывала
об этом, фабрика в
Трипетс-Милс
внезапно и окончательно закрылась, и Роберта
вернулась в
Бильц, чтобы
помогать матери по хозяйству, а заодно
помочь сестре в
приготовлениях
к свадьбе.
Но
тут произошло еще и третье событие,
изменившее планы и мечты
Роберты. Грейс
Марр, девушка, которую она знала по Трипетс-Милс, уехала
в
Ликург, через
несколько недель устроилась там на фабрике Финчли
и стала
зарабатывать
пятнадцать долларов в неделю. Она написала Роберте,
что в
Ликурге можно
получить работу - фабрика "Грифитс и Кь",
мимо которой она
проходит каждый
день, вывесила объявление "Требуются
работницы". Из
расспросов
выяснилось, что там девушкам на первых порах платят
девять или
десять долларов,
но быстро обучают какой-нибудь специальности,
и тогда,
работая сдельно,
можно заработать от четырнадцати до шестнадцати долларов
в неделю,
смотря по способностям. На стол и на комнату нужно только
семь
долларов,
и Грейс разумно предлагала Роберте,
к которой была очень
привязана,
приехать и поселиться с ней вместе.
Роберта
к этому времени почувствовала, что жизнь на ферме стала
для нее
невыносима,
надо как-то устраивать свою судьбу;
в конце концов она
уговорила
мать отпустить ее, - ведь, работая
на фабрике, она сумеет
помогать семье.
Поселившись
в Ликурге и получив место под начальством Клайда,
Роберта
под влиянием
такой огромной перемены
испытала короткую вспышку
эгоистической
радости; но очень скоро оказалось, что вся ее жизнь
здесь -
и материальное
положение и круг знакомств - так же скудны, как в Бильце
и
Трипетс-Милс.
Правда, к ней была искренне привязана
Грейс Марр: эта
бесцветная
девушка надеялась, что красивая
и веселая Роберта (чья
веселость
была несколько наигранной) внесет в ее жизнь то,
чего ей так
недоставало,
- оживление и дружбу; но среда, в которой
оказалась здесь
Роберта, не
отличалась ни большим разнообразием,
ни большей свободой
мысли, чем
та, из которой она вышла.
Начать
с того, что Ньютоны - сестра и зять Грейс, у которых
она жила, -
люди, несомненно,
добрые, были все же самыми заурядными
рабочими из
маленького
провинциального городка, даже еще
более религиозными и
ограниченными,
чем те, с кем Роберта постоянно сталкивалась
раньше в
Бильце и в
Трипетс-Милс. Джордж Ньютон - это всякому бросалось
в глаза -
был славный
малый, отнюдь не чувствительный и не романтик.
Свои дела и
планы на будущее
он ставил превыше всего на свете. Он служил на
фабрике
Крэнстонов
и откладывал из своего заработка все, что
мог, рассчитывая
скопить денег
и открыть когда-нибудь собственное дело. Ради
этой цели,
чтобы как-то
пополнить свои скудные сбережения, чета Ньютонов решила
снять
старый дом
на Тэйлор-стрит, где можно было сдавать несколько комнат;
это
приносило
кое-какой доход и даже позволяло сносно
кормить и семью и
пятерых постояльцев
- а собственный труд и хлопоты, связанные со
сдачей
комнат, Ньютоны
не ставили ни во что. Жена Ньютона Мэри да и сама
Грейс
Марр принадлежали
к очень распространенному типу женщин,
чьи интересы
ограничены
самыми узкими рамками: они вполне
удовлетворены, если им
удалось создать
свой маленький семейный очаг,
заслужить уважение
незначительных,
ограниченных соседей, и смотрят на жизнь и на людей
сквозь
призму чисто
сектантских верований.
Поселившись
у Ньютонов, Роберта скоро убедилась, что если не
во всем
Ликурге, то
по крайней мере в этой
семье царят та же узость
и
ограниченность,
как и во многих знакомых ей семьях в Бильце. Есть
рамки,
которые, по
мнению Ньютонов и им подобных, необходимо строго
соблюдать.
Нарушение
их ни к чему хорошему не ведет. Если ты работаешь
на фабрике,
тебе следует
полностью приспособиться к жизни
и обычаям лучшей,
добропорядочной
части фабричных рабочих... Итак,
поселившись здесь,
Роберта каждое
утро в обществе Грейс и других постояльцев - двух работниц
с фабрики
Крэнстона и молодого монтера с городской электростанции
- наспех
глотала в
столовой Ньютонов весьма посредственный завтрак и тотчас,
выйдя
на улицу,
присоединялась к нескончаемой процессии, которая день
за днем в
этот час направлялась
за реку, в фабричный район. Едва переступив порог,
она неизменно
попадала в поток рабочих и
работниц примерно своего
возраста,
не говоря уже о множестве пожилых, изможденных
женщин, куда
больше похожих
на привидения, чем на живые существа; они выходили из
всех
соседних домов,
из всех близлежащих улиц. Ближе к
Сентрал-авеню толпа
густела, так
как со всех сторон в нее вливались новые людские
потоки, и
всегда в этой
толпе находились охотники завести знакомство
с девушками
покрасивее;
Роберта замечала их взгляды и понимала, что они
ищут легких
развлечений,
чтобы не сказать хуже. А
иные девушки, - далеко не
отличавшиеся
строгостью нрава, присущей тем,
кого она встречала до
Ликурга, -
отвечали на заигрыванье хихиканьем и глупыми улыбками.
Какой
стыд!
А
вечером, когда кончалась работа на фабриках, такая же
толпа пускалась
в обратный
путь через мост у вокзала. И таково было воспитание
Роберты и
усвоенная
ею мораль, что, несмотря на свою красоту,
решительный вид и
пылкий нрав,
она оставалась одинокой и никем не замеченной.
А как это
грустно, когда
все вокруг веселы, а ты
живешь одиноко! Она всегда
возвращалась
домой в седьмом часу, а после обеда
просто нечего было
делать: нередко
они с Грейс шли куда-нибудь в кино; иногда Роберта
даже
заставляла
себя пойти вместе с Грейс и Ньютонами на
собраний прихожан
методистской
церкви.
И
все же, войдя в эту семью и работая у Клайда, она радовалась
перемене
в своей жизни.
Какой большой город! Как красива
Сентрал-авеню с ее
магазинами
и кинематографом! И эти огромные фабрики! И мистер
Грифитс -
такой молодой,
красивый, улыбающийся... И она ему нравится.
Сканирование и редактирование текста:
HarryFan, 20 March 2001
|