Глава  6    ( Книга 1) 

   Крайняя неопытность Грифитсов - Эйсы и Эльвиры  -  во  всех  житейских,

практических вопросах помогла Клайду осуществить свои мечты. Ибо ни  Эйса,

ни Эльвира не имели представления об истинном характере работы, на которую

поступал Клайд, - едва ли они знали об этом больше, чем  он  сам;  они  не

представляли себе, как эта работа может  повлиять  на  его  воображение  и

нравственность, на его материальное положение и на многое другое.  Никогда

в жизни ни Эйса, ни его жена не останавливались в  отеле  выше  четвертого

разряда;  никогда  не  бывали  в  ресторанах,  где  обедают   люди   более

состоятельные, чем они сами. Им совершенно не приходило в голову, что  для

мальчика в возрасте Клайда и с его  характером  возможна  какая-то  другая

работа и иные формы общения с людьми, помимо переноски чемоданов от дверей

отеля к конторке и обратно. И оба они наивно полагали, что плата за  такую

работу должна быть очень невысокой, скажем,  пять  или  шесть  долларов  в

неделю,  в  сущности  меньше,  чем  заслуживал  Клайд  по  своим  годам  и

способностям.

   Поэтому миссис Грифитс, которая была все  же  практичнее,  чем  муж,  и

больше заботилась о  материальном  благополучии  Клайда  и  других  детей,

недоумевала: почему вдруг Клайд так радуется новой службе, которая, по его

же словам, будет отнимать больше времени и даст едва ли больше денег,  чем

прежняя. Правда, Клайд  уже  намекнул,  что  в  отеле  можно  и  повышение

получить, например стать клерком, - но он и сам не знал, когда это  будет,

а на прежнем месте он скорее мог бы добиться чего-то лучшего,  по  крайней

мере в смысле заработка.

   Но когда в понедельник он примчался домой и объявил, что получил  место

и что ему надо поскорее сменить галстук и воротничок, подстричься и бежать

назад, на поверку, она, глядя на него, успокоилась. Никогда прежде она  не

замечала, чтобы он так увлекался чем-либо; ему же  будет  лучше,  если  он

почувствует себя увереннее в жизни и станет повеселее.

   Он отдавал этой работе все свое время с шести часов утра  до  полуночи;

лишь изредка он возвращался раньше,  в  какой-нибудь  не  занятый  работой

вечер, когда ему вдруг приходило в голову пойти домой, - и тогда он спешил

объяснить, что его  отпустили  немножко  раньше  времени.  В  манерах  его

появилось что-то  резкое,  беспокойное;  если  только  он  не  спал  и  не

переодевался, он тотчас старался убежать из дому... Все это вместе  взятое

сильно озадачивало и мать и отца. Отель! Отель! Вечно он торопится в  этот

отель, но из его слов можно лишь понять, что ему там очень нравится и  что

с делом своим он как будто справляется.  Работа  эта  куда  приятнее,  чем

возня с содовой водой,  и  он  надеется,  что  сможет  зарабатывать  здесь

больше, и очень скоро, но когда - точно не знает... Однако сверх этого  он

ничего не хотел или не мог рассказать.

   Отец и мать Клайда все время чувствовали, что из-за истории с Эстой  им

следует уехать из Канзас-Сити и поселиться в Денвере. А Клайд упорнее  чем

когда-либо хотел остаться в Канзас-Сити. Они могут ехать, но у него  здесь

хорошая работа, и он намерен держаться за нее. Если они уедут,  он  найдет

себе комнату, и  все  будет  хорошо.  Но  этот  план  совсем  не  нравился

родителям.

   А какая огромная перемена произошла в жизни Клайда! В тот первый вечер,

ровно в пять сорок пять, он явился  к  мистеру  Уиплу,  своему  ближайшему

начальнику, и был им одобрен, - не только за то, что на нем  хорошо  сидел

форменный костюм, но за свой вид в целом, - и с этой минуты весь  мир  для

него преобразился. Клайд и еще семеро юношей  выстроились  перед  мистером

Уиплом в служебном помещении, которое примыкало к бюро по обслуживанию,  и

начальник осмотрел их; после этого, как только часы  пробили  шесть,  весь

отряд промаршировал по вестибюлю мимо главного бюро и большой  лестницы  к

конторке Уипла и дальше, к длинной  скамье.  Здесь  все  восемь  мальчиков

уселись (Клайд - последним в ряду) в ожидании  вызова,  готовые  броситься

выполнять любое поручение; сменившаяся команда мистера Уипла была отведена

в помещение для служащих и там отпущена. Пост  Уипла  за  конторкой  занял

сменивший его мистер Барнс.

   Дзинь!

   Зазвонил звонок у конторки номерного клерка, и первый мальчик убежал.

   Дзинь! - прозвенело снова, и вскочил второй мальчик.

   - Очередной! К центральному входу! - крикнул  мистер  Барнс,  и  третий

мальчик заскользил  по  мраморному  полу  к  двери  и  подхватил  чемоданы

входящего гостя, чьи белые бакенбарды и не по возрасту  светлый  шерстяной

костюм даже неопытный глаз Клайда различил за сто  шагов.  Таинственное  и

священное видение - чаевые!

   - Очередной!  -  снова  позвал  мистер  Барнс.  -  Узнай,  чего  желает

девятьсот тринадцатый. Воды со льдом, наверно.

   И четвертый мальчик исчез.

   Клайд, все  время  передвигавшийся  по  скамейке  вслед  за  Хеглендом,

которому было поручено подучить его немного, весь  обратился  в  зрение  и

слух. Нервы его были так натянуты, что  он  с  трудом  дышал,  то  и  дело

вздрагивал и никак не мог усидеть спокойно; Хегленд наконец сказал ему:

   - Брось ты трусить. Держи крепче вожжи, понял?  Все  будет  в  порядке.

Меня сперва тоже трясло, с новичками всегда так. Но это не  дело.  Полегче

надо, вот что: И нечего таращиться по сторонам - смотри прямо перед собой,

будто тебе и дела нет ни до кого.

   - Очередной! - опять крикнул мистер Барнс.

   Клайд едва соображал, о чем говорит Хегленд.

   - Сто пятнадцатый требует бумаги и перьев.

   Пятый мальчик скрылся.

   - Где  вы  берете  бумагу  и  перья,  когда  надо?  -  умоляюще,  тоном

приговоренного к смертной казни, спросил Клайд своего наставника.

   - Я же говорил тебе - у клерка, где ключи выдают. Вон, налево. Он  даст

и бумаги и перьев. А воду со льдом  берешь  в  том  зале,  где  мы  сейчас

строились на поверку. Вон там, в углу,  маленькая  дверь,  видишь?  Парню,

который наливает воду, иной раз  дашь  десять  центов,  -  его  тоже  надо

задобрить.

   Дзинь! - звонок номерного клерка.

   Шестой мальчик, не  говоря  ни  слова,  отправился  выполнять  какое-то

поручение.

   - И еще запомни, - продолжал Хегленд, видя, что подходит его очередь  и

спеша дать Клайду последние  наставления,  -  коли  захотят  чего  выпить,

напитки получишь вон там, за столовой. Да не путай названий,  а  то  гости

разозлятся. А коли вечером будешь показывать номер, спусти шторы да открой

свет, а коли надо что в столовой, разыщи там старшого да сунь ему в руку -

понял?

   - Очередной!

   Хегленд вскочил и исчез.

   Теперь Клайд был первым номером. Четвертый номер уже  снова  сел  около

него, зорко поглядывая - не понадобятся ли где-нибудь его услуги.

   - Очередной! - возглас Барнса.

   Клайд вскочил и  стал  перед  ним,  радуясь,  что  никто  не  входит  с

чемоданами, но терзаясь страхом, что не поймет поручения или выполнит  его

недостаточно быстро.

   - Узнай, чего хочет восемьсот восемьдесят второй.

   Клайд помчался к лифтам с надписью "для служащих",  помня,  что  именно

этим путем он поднимался с Оскаром на двенадцатый этаж; но другой мальчик,

выходивший из лифта для гостей, указал ему на его ошибку.

   - Вызвали в номер? - окликнул он. - Тогда иди к лифту "для  гостей".  А

эти два для служащих и для тех, кто с вещами.

   Клайд поспешил исправить свой промах.

   - На восьмой, - сказал он.

   В лифте больше никого не было,  и  маленький  негр-лифтер  заговорил  с

Клайдом:

   - Новенький, да? Не видал вас раньше.

   - Да, я только что поступил, - ответил Клайд.

   - Ну, вам тут понравится, - дружелюбно сказал мальчик. -  Тут,  знаете,

всем нравится. Вам какой этаж, восьмой?

   Он остановил  кабину  лифта,  и  Клайд  вышел.  От  волнения  он  забыл

спросить, в какую сторону ему идти, и теперь, начав искать  нужный  номер,

быстро убедился, что попал не в тот коридор. Пушистый коричневый ковер под

ногами, светлые, окрашенные в кремовый цвет стены, мягкий  свет,  льющийся

сквозь белоснежные шары, вделанные в  потолок,  -  все  это  казалось  ему

атрибутами наивысшего социального  благополучия,  почти  неправдоподобного

совершенства, - так далеко это было от всего, что он знал.

   Наконец, отыскав номер 882, он  робко  постучал  и  через  мгновение  в

приоткрывшуюся дверь увидел кусок синей в белую полоску пижамы  и  выше  -

соответствующую часть круглого  румяного  лица  и  один  глаз,  окруженный

морщинками.

   - Вот тебе доллар, сынок. - Казалось, что это говорил глаз, и сейчас же

появилась рука, державшая бумажку в  один  доллар.  Рука  была  толстая  и

красная. - Сбегай к галантерейщику и купи мне  пару  подвязок.  Бостонские

подвязки, шелковые. Да поскорее!

   - Слушаю, сэр, - ответил Клайд и взял доллар.

   Дверь захлопнулась, а Клайд уже мчался по коридору к лифту,  гадая  про

себя, что такое "галантерейщик". Хотя Клайду было уже семнадцать  лет,  он

не знал этого слова, - никогда прежде  не  слышал  его  или,  может  быть,

слышал, но не обращал внимания.  Если  б  ему  сказали  "магазин  мужского

белья", он бы сразу понял. Но ему велели пойти к "галантерейщику", а он не

знал, что  это  такое.  Холодный  пот  выступил  у  него  на  лбу.  Колени

подгибались. Черт! Как теперь быть? Что, если он  спросит  у  кого-нибудь,

даже у Хегленда, и его сочтут...

   Он вошел в лифт, и кабина пошла вниз. Галантерейщик... Галантерейщик...

И вдруг его осенило. Допустим, он не знает, что  это  такое.  Но  в  конце

концов нужна пара шелковых бостонских подвязок. Где  же  достать  шелковые

бретонские  подвязки?  Ясно,  там,  где  вообще  покупают   принадлежности

мужского туалета. Ну, конечно! Магазин  мужского  белья.  Надо  сбегать  в

магазин. И по  дороге  вниз,  заметив,  что  и  этот  негр-лифтер  смотрит

приветливо, он спросил:

   - Не знаете, где тут поблизости магазин мужского белья?

   - В этом же здании, как раз около  южного  входа,  -  ответил  негр,  и

Клайд, испытывая величайшее облегчение, поспешил туда.

   Он все еще чувствовал себя неловко и странно в туго затянутой форменной

куртке и в этой забавной  круглой  шапочке.  Ему  все  казалось,  что  она

вот-вот слетит с головы, и он исподтишка  то  и  дело  старался  поплотнее

надвинуть ее. Вбежав в ярко освещенный магазин, он торопливо сказал:

   - Мне надо пару шелковых бостонских подвязок!

   - Отлично, сынок, пожалуйста! -  елейным  тоном  сказал  галантерейщик,

невысокий, румяный человек с  блестящей  лысиной  и  в  золотых  очках.  -

Наверно, для кого-нибудь в отеле? Ну вот, это стоит семьдесят пять центов,

а вот десять центов для тебя, - сказал он, завертывая  покупку  и  опуская

доллар в кассу. - Я всегда рад услужить мальчикам из отеля: знаю, что вы и

в другой раз ко мне придете.

   Клайд взял десять центов и пакет. Он не знал, что  и  думать.  Подвязки

стоят семьдесят пять центов - так сказал  галантерейщик.  Значит,  вернуть

нужно только двадцать пять центов сдачи. Выходит, десять  центов  остаются

ему. А теперь... может быть, и гость тоже даст ему на чай.

   Он побежал назад в отель, к лифту.

   Где-то играл струнный оркестр, и чудесные  звуки  наполняли  вестибюль.

Неторопливо проходили люди - такие нарядные, самоуверенные, так  непохожие

на тех, кого он встречал на улицах и вообще вне стен отеля.

   Дверца лифта распахнулась. Несколько человек вошли в кабину, после всех

- Клайд и другой рассыльный, поглядевший на него с любопытством. На шестом

этаже этот мальчик вышел. На  восьмом  вышли  Клайд  и  пожилая  дама.  Он

поспешил к двери номера 882  и  постучал.  Дверь  приоткрылась;  обитатель

номера успел уже сменить пижаму на брюки и побриться.

   - А, уже! - воскликнул он.

   - Да, сэр, - ответил Клайд, протягивая пакет  и  сдачу.  -  Он  сказал,

подвязки стоят семьдесят пять центов.

   - Он просто грабитель! А сдачу все равно возьми себе,  -  ответил  тот,

протянул Клайду двадцать пять центов и закрыл дверь.

   Мгновение Клайд стоял, как завороженный. "Тридцать пять центов, - думал

он, - тридцать пять центов!  За  одно  пустячное  поручение!  Неужели  тут

всегда так? Не может быть! Это  невозможно!"  Ноги  его  тонули  в  мягком

ковре, а рука сжимала  в  кармане  деньги;  в  эту  минуту  он  готов  был

завизжать или громко расхохотаться. Шутка - тридцать пять центов за  такой

пустяк! Один дал ему двадцать пять центов, другой  -  десять,  а  ведь  он

ничего не сделал!

   Внизу он поспешно выскочил из кабины. В  вестибюле  его  снова  пленили

звуки оркестра, а нарядная толпа, сквозь которую он пробирался  обратно  к

скамье рассыльных, привела его в трепет.

   Затем  его  послали  отнести  три  чемодана  и  два   зонтика   пожилой

супружеской чете, - видимо, фермерам, снявшим номер с гостиной, спальней и

ванной на пятом этаже. По дороге, как заметил Клайд,  супруги  внимательно

разглядывали его, хотя ни слова не сказали. Как только они вошли в  номер,

Клайд быстро повернул выключатель около двери, опустил шторы  и  разместил

чемоданы; и тут пожилой и  неуклюжий  супруг,  все  время  наблюдавший  за

Клайдом, - весьма солидная личность в бакенбардах, - изрек наконец:

   - А вы как будто юноша исполнительный и  проворный.  Нам  попадались  и

похуже, скажу я вам.

   - Я вообще считаю, что отель - не место для мальчика, - прощебетала его

любезная супруга, пышная, круглая, как шар, особа, занятая  в  эту  минуту

осмотром смежной комнаты. - Не хотела бы я, чтобы который-нибудь  из  моих

сыновей работал в отеле... Как тут люди ведут себя!

   - Вот что, молодой человек, - продолжал фермер, снимая пальто и роясь в

кармане брюк. - Сбегайте-ка вниз и купите  мне  три  или  четыре  вечерние

газеты -  сколько  найдется  -  и  захватите  кувшин  со  льдом,  а  когда

вернетесь, получите пятнадцать центов на чай.

   - Этот отель лучше, чем в Омахе, папочка, -  объявила  его  супруга.  -

Здесь ковры и занавеси лучше.

   Как ни был наивен Клайд, он не мог не улыбнуться про себя. Однако  лицо

его сохраняло торжественную неподвижность, словно маска,  лишенная  всяких

признаков мысли. Он взял мелочь и вышел. А через  несколько  минут  принес

воду и вечерние газеты и  удалился,  улыбаясь,  с  пятнадцатью  центами  в

кармане.

   Но то было лишь начало этого необыкновенного вечера. Едва  Клайд  снова

сел на скамью, как его позвали в 529-й номер. Надо было сбегать в  бар  за

двумя бутылками фруктовой воды  и  двумя  сифонами  содовой.  Когда  дверь

приоткрыли, чтобы передать Клайду заказ, он успел увидеть  в  зеркале  над

камином компанию франтоватых молодых людей и девиц; они весело  болтали  и

смеялись; миловидная девушка в белом сидела на  ручке  кресла,  в  котором

развалился молодой человек, обнимавший ее за талию.

   Клайд загляделся на эту сценку, хотя и  старался  делать  вид,  что  не

смотрит. Для него сейчас это было все равно, что заглянуть во врата рая. В

номере собрались девушки и молодые люди ненамного старше его  самого;  они

смеялись, болтали и даже пили - не какую-нибудь содовую воду с  мороженым,

но, конечно, такие напитки, которые, по словам  его  родителей,  неминуемо

ведут к гибели, а молодые люди, как видно, ничуть об этом не беспокоились.

   Клайд сбежал вниз, в бар, взял напитки и счет и,  вернувшись  в  номер,

получил плату - полтора доллара за напитки  и  двадцать  пять  центов  для

себя. И еще раз бросил взгляд на  заманчивую  картину.  Теперь  одна  пара

танцевала, а остальные напевали или насвистывали мотив.

   Было так интересно забегать в номера и украдкой, торопливо разглядывать

их обитателей. Не меньше занимала Клайда изменчивая панорама  центрального

вестибюля: он наблюдал клерков за главной конторкой  -  один  клерк  ведал

номерами, другой багажом приезжих, третий  выдавал  корреспонденцию;  были

тут и кассир и помощник кассира. И различные  киоски  вокруг:  с  цветами,

газетами, сигарами, отделение телеграфа, бюро по вызову такси. И на  всех,

кто  здесь  работал,  казалось  Клайду,  самая  атмосфера  отеля  наложила

какой-то особый отпечаток. А вокруг  разгуливали  и  сидели  такие  важные

мужчины и женщины, юноши и молодые девушки, все так богато и модно одетые,

такие довольные, с таким прекрасным цветом лица. А в каких  автомобилях  и

экипажах многие приезжали сюда в обеденное время и вечером! Он мог  хорошо

рассмотреть их при ярком свете фонарей у подъезда. А какие накидки, меха и

прочие вещи были на этих людях! Какие чемоданы несли за ними  мальчики,  а

иногда и сам Клайд, к машинам  или  к  лифтам!  И  все  на  них  сшито  из

превосходного материала.  Такое  великолепие!  Так  вот  что  значит  быть

богатым, быть влиятельным человеком  в  обществе!  Вот  что  значит  иметь

деньги! Это значит - можешь делать все, что душе угодно,  а  другие  люди,

такие, как он, Клайд, будут тебе прислуживать. И вся эта роскошь - твоя. И

можешь в любую минуту пойти и поехать куда заблагорассудится.

Сканирование и редактирование текста:  HarryFan, 20 March 2001