Глава 4
( Книга 1)
Придя
к такому заключению, Клайд стал упорнее, чем когда-либо,
думать о
своем будущем.
Он решил, что должен сам предпринять
что-то, и притом
поскорее.
До сих пор ему удавалось найти только такую работу,
какая обычно
достается
мальчикам двенадцати - пятнадцати лет: как-то летом
он помогал
газетчику
разносить газеты; другое лето (а по субботам и зимой)
работал на
складе магазина
стандартных цен: открывал ящики и распаковывал товары,
за
что получал
щедрое вознаграждение - пять долларов в
неделю, - сумму,
казавшуюся
ему тогда целым состоянием. Он чувствовал
себя богачом и,
наперекор
родителям, которые считали и театр и
кино делом не только
мирским, но
и греховным, изредка бывал в этих запретных местах,
где-нибудь
на галерке.
Такие развлечения приходилось скрывать от родителей.
Но это не
удерживало
Клайда. Он полагал, что имеет
право распоряжаться своими
деньгами и
даже брать с собой младшего брата Фрэнка, который рад
был пойти
с ним и ни
разу не проговорился.
Несколько
позже, в тот же год, Клайд решил оставить школу, так
как уже
сам чувствовал,
что слишком отстал; он устроился
помощником продавца
содовой воды
в аптекарском магазине средней руки; магазин находился
рядом
с театром
и был как бы под его покровительством. Проходя мимо
по дороге в
школу Клайд
случайно увидел объявление: "Требуется
мальчик". Затем он
поговорил
с молодым человеком, помощником
которого ему предстояло
сделаться
и который готов был обучить Клайда новой профессии,
если тот
будет понятлив
и услужлив; из их беседы Клайд понял,
что, усвоив это
искусство,
сможет зарабатывать пятнадцать и даже восемнадцать долларов
в
неделю. По
слухам, столько получают двое служащих в магазине
Струда на
углу Четырнадцатой
и Балтимор-стрит. Магазин, куда хотел поступить Клайд,
платил, однако,
только двенадцать долларов - обычную
ставку в таких
заведениях.
Но,
чтобы постичь это искусство, как сообщили
ему, нужно время и
дружеская
помощь опытного человека. Если он
желает поступить сюда и
работать для
начала за пять долларов (лицо Клайда
вытянулось), - ну,
скажем, за
шесть, - он скоро овладеет искусством
составлять сладкие
напитки и
сдабривать сиропами всевозможные сорта мороженого.
Но сперва
Клайд будет
учеником, а значит, он должен мыть и чистить
сифоны и всю
посуду на
стойке и само собой в половине восьмого
открывать магазин,
подметать
его, стирать пыль, а также исполнять всякие поручения,
которые
может дать
ему хозяин. В те минуты, когда его непосредственное
начальство
мистер Зиберлинг
- самоуверенный и болтливый двадцатилетний франт - будет
перегружен
заказами, он передоверит Клайду
приготовление несложных
коктейлей,
состоящих из лимонада, кока-колы и тому подобного.
И
вот Клайд, посовещавшись с матерью,
решил принять это выгодное
предложение.
Во-первых, рассчитывал он, здесь
можно будет бесплатно
полакомиться
мороженым - немалое преимущество. Во-вторых, как он
думал в
то время,
это откроет ему путь к какой-то профессии, чего
ему очень не
хватало. Затем
- и это тоже большое преимущество
- ему придется
задерживаться
на работе поздно, до двенадцати ночи, а взамен у него
будут
свободные
часы днем. И, значит, по вечерам он не будет дома
и не будет
посещать вечерних
классов в десять часов. От него уже не смогут требовать
помощи на
молитвенных собраниях, разве только в воскресенье,
да и по
воскресеньям
тоже он будет занят после обеда и вечером.
Кроме
того, продавец содовой воды регулярно может получать
контрамарки
от администратора
соседнего театра, боковая дверь ведет из магазина прямо
в фойе. Клайд
пришел в восторг: так интересно работать в магазине,
который
составляет
как бы часть театра.
Но
самое главное, - к удовольствию, а порой и к
отчаянию Клайда, -
перед каждым
спектаклем, а в дни утренних представлений и после спектакля
здесь собирались
статистки; они приходили в одиночку
или группами,
усаживались
у прилавка, болтали, смеялись, поправляли
перед зеркалом
прическу,
подкрашивались и пудрились. И
Клайд, неопытный птенец,
незнакомый
с обычаями света, с привычками и манерами женщин,
не уставал
любоваться
красотой этих посетительниц, их смелостью, самоуверенностью
и
грацией.
Перемывая
стаканы, накладывая мороженое, наливая сиропы, укладывая
на
подносах лимоны
и апельсины, он впервые в жизни мог вблизи наблюдать
этих
девушек. Они
- просто чудо! Почти все так хорошо, нарядно одеты -
кольца,
брошки, меха,
восхитительные шляпки, красивые туфли! И как часто он
слышал
разговоры
об интереснейших вещах: о пикниках, танцах, обедах,
виденных ими
спектаклях,
о прогулках по окрестностям Канзас-Сити, о том, чем
отличается
нынешняя мода
от прошлогодней и как очаровательны
некоторые актеры и
актрисы, -
главное, конечно, актеры! - которые играют сейчас в
городе или
скоро приедут
на гастроли. Дома Клайд ни о чем таком не слыхивал.
И
очень часто то одну, то другую из этих юных
красавиц сопровождал
какой-нибудь
молодой человек во фраке, в крахмальной манишке, в цилиндре,
галстуке бабочкой,
белых лайковых перчатках, лакированных
ботинках, в
костюме, который
в то время казался Клайду последним словом хорошего
тона,
красоты, изящества
и благополучия. Носить бы такой костюм и с
таким же
непринужденным
видом! Разговаривать с девушкой
так же свободно и
хладнокровно,
как эти франты! Вот верх совершенства! Ни
одна красивая
девушка, казалось
тогда Клайду, и смотреть на него не станет, если у него
не будет такого
костюма. Это просто необходимо, это главное! И если
только
Клайд достигнет
этого, - сумеет вот так одеться, - разве
это не будет
означать,
что он твердо стал на путь, ведущий к блаженству?
Все радости
жизни, конечно,
раскроются перед ним. Ласковые улыбки! Тайные пожатия
рук,
и может быть,
его рука вокруг девичьей талии...
поцелуй... обещание
жениться...
и потом, потом...
И
все это - как внезапный луч света после долгих лет,
когда надо было
без конца
ходить с отцом и матерью по улицам,
сидеть на молитвенных
собраниях,
выслушивать неописуемых, нелепых чудаков,
опустившихся и
сбившихся
с пути, - вечно они рассказывают, как Христос их спас
и что бог
сделал для
них. Будьте уверены, теперь он от всего этого
избавится. Он
будет работать,
копить деньги - и станет человеком...
Поистине, этот
несложный,
но образцовый набор банальностей сиял,
как чудо духовного
перерождения!
Это был мираж, возникший перед жаждущим путником -
жертвой
пустыни.
Однако
Клайд быстро убедился, что одно плохо в его
новом положении:
хотя здесь
и можно было научиться составлять различные фруктовые
напитки и
зарабатывать
двенадцать долларов в неделю, - это отнюдь
не приближало
часа, когда
сбудутся снедавшие его честолюбивые надежды
и стремления.
Альберт Зиберлинг,
его непосредственное начальство, твердо решил сохранить
для себя одного
как секреты ремесла, так и наиболее приятную часть работы.
И притом он,
заодно с их хозяином-аптекарем, полагал, что Клайд должен
не
только помогать
ему, Зиберлингу, в приготовлении напитков, но еще и
бегать
по всяким
поручениям хозяина, а это отнимало у Клайда чуть ли
не весь его
рабочий день.
Словом,
Клайду было мало толку от этой работы: он никак не мог
одеться
лучше, чем
прежде. Хуже того - Клайда угнетало, что у
него очень мало
денег, почти
нет знакомых и связей. В сущности, вне своей семьи
он был
совсем одинок
и едва ли менее одинок в семье.
Бегство
Эсты неблагоприятно отразилось на миссионерской деятельности
в
Канзасе. И
так как Эста не вернулась, родители Клайда стали подумывать
о
переезде (за
неимением лучшего) в Денвер,
штат Колорадо. Но Клайд
решительно
не хотел с ними ехать. "Что пользы в этом? - спрашивал
он себя.
- Там просто
будет еще одна миссия, точно такая же, как и здесь".
Он
всегда жил с родителями - в квартире при миссии на улице
Бикел, и
терпеть не
мог эту жизнь. С одиннадцати лет, с тех пор как семья
приехала
в Канзас-Сити,
он стыдился приводить знакомых мальчиков
к себе домой.
Поэтому он
никогда не имел друзей, а гулял и играл почти всегда
один или с
братом и сестрами.
Но
теперь ему уже шестнадцать лет, он достаточно взрослый,
чтобы жить
по-своему,
и должен избавиться от такой жизни! Однако
он слишком мало
зарабатывал
- недостаточно, чтобы прожить одному, и ему не
хватало еще
уменья и смелости
для того, чтобы устроиться лучше.
Тем
не менее, когда родители заговорили о переезде
в Денвер и, не
допуская и
мысли, что Клайд не захочет поехать
с ними, упомянули о
возможности
для него получить там работу, Клайд стал исподволь
намекать,
что ему лучше
остаться здесь. Он любит Канзас-Сити. Что толку от перемен?
У него здесь
есть работа, а может быть, он найдет и что-нибудь получше.
Но
родители,
помня о судьбе Эсты, были в большом сомнении. Что может
выйти из
его попытки
так рано начать самостоятельную жизнь? Где он будет
жить после
их отъезда?
С кем? С какими влияниями столкнется в жизни
и кто будет
рядом, чтобы
помочь ему, дать добрый совет, направлять
его по стезе
добродетели,
стезе, которой следовали они сами?
Обо всем этом надо
подумать.
Клайд
был сильно напуган, переезд в
Денвер казался неизбежным и
приближался
с каждым днем; вдобавок как раз в это время мистер
Зиберлинг
из-за своей
чрезмерной любезности по отношению к прекрасному полу
потерял
место; в аптекарском
магазине появился новый старший продавец, костлявый
и
мрачный; он,
видимо, не желал иметь Клайда своим помощником. И Клайд
решил
уйти оттуда,
но не сразу: сначала, бегая по городу со всякими поручениями,
он попробует
подыскать себе другое место. И вот во время этих поисков
ему
однажды пришла
в голову мысль обратиться к
продавцу прохладительных
напитков в
большом аптекарском магазине при главном отеле
города; отель
этот, великолепное
двенадцатиэтажное здание, казался Клайду квинтэссенцией
роскоши и
комфорта. Его окна всегда были плотно завешены,
главный вход
(Клайд не
решался заглянуть дальше) был вычурным
сочетанием стекла и
металла; за
дверями виднелся мраморный коридор,
уставленный пальмами.
Клайд часто
проходил мимо, с мальчишеским любопытством размышляя
о том,
что за жизнь
там, внутри? У подъезда всегда ожидало
столько такси и
частных автомобилей!
В
этот день, подгоняемый необходимостью что-то предпринять,
Клайд вошел
в аптекарский
магазин, занимавший в здании
отеля угловое помещение,
выходившее
на Четырнадцатую и Балтимор-стрит. Увидев кассиршу в
маленькой
стеклянной
будке у входа, Клайд спросил, кто у них здесь ведает
продажей
содовой воды.
Кассирше
понравились его робкие, неуверенные манеры и глубокие,
словно
умоляющие
глаза; она сразу угадала, что мальчик ищет работу.
-
Да вот мистер Сикор, управляющий магазином, - сказала
она.
И
кивнула в сторону невысокого, строго одетого человека
лет тридцати
пяти, который
устраивал на стеклянном прилавке выставку туалетных
новинок.
Клайд подошел
к нему и, еще не вполне понимая, как надо действовать,
когда
хочешь чего-то
добиться в жизни, но видя, однако,
что этот человек
поглощен своим
занятием, остановился, переминаясь с ноги на ногу, и
стоял
до тех пор,
пока управляющий не почувствовал наконец, что кто-то
находится
сзади, и не
обернулся.
-
В чем дело? - спросил он Клайда.
-
Скажите, пожалуйста, вам не нужен помощник для продажи
содовой воды?
Взгляд
Клайда говорил яснее всяких слов: "Если у вас есть
место, я так
хотел бы,
чтобы вы взяли меня! Мне так нужна работа!"
-
Нет, нет, нет, - ответил тот.
Этот
коренастый блондин был по натуре
несколько раздражителен и
сварлив. Он
уже собирался отвернуться от просителя, но, увидев
по лицу
Клайда, как
глубоко тот разочарован и огорчен, спросил еще:
-
А вы когда-нибудь работали в таком месте?
-
Не в таком прекрасном магазине, сэр, - ответил
Клайд, пораженный
окружающим
великолепием. - Я работаю теперь в магазине мистера
Клинкла, на
углу Седьмой
и Бруклин-стрит, но это совсем не то, что
у вас, и мне
хотелось бы
найти что-нибудь получше.
-
Мгм, - пробормотал его собеседник, слегка польщенный
этой невинной
данью превосходству
его магазина. - Что ж, это вполне разумно. Но как раз
сейчас я ничего
не могу предложить вам. Мы нечасто меняем служащих.
А вот
если вы хотите
поступить рассыльным, я скажу вам, где можно
устроиться.
Здесь, в отеле,
как раз хотят взять мальчика. Начальник рассыльных говорил
мне, что ему
нужен еще один. Я думаю, это ничуть не хуже,
чем помогать
продавцу воды.
Затем,
увидев, как просияло лицо Клайда, он прибавил:
-
Но не говорите, что это я послал вас, ведь я вас
не знаю. Просто
разыщите там,
под лестницей, мистера Скуайрса и поговорите с ним.
При
одной мысли, что он может получить работу
в столь внушительном
учреждении,
как отель "Грин-Дэвидсон", Клайд
широко раскрыл глаза и
задрожал от
волнения; потом поблагодарил советчика
за его доброту и
направился
к выкрашенному под мрамор проходу в глубине магазина,
который
вел в
вестибюль отеля. Выйдя из этого
коридора, Клайд оказался в
вестибюле.
Ничего подобного он никогда еще не видел: до сих пор
бедность и
робость мешали
ему хотя бы украдкой заглянуть в этот мир.
Какая всюду
расточительная
роскошь! Под ногами пол, как шахматная доска с
квадратами
черного и
белого мрамора; над головой потолок с росписью и позолотой.
Его
подпирает
целый лес черных мраморных колонн, - таких же зеркально
гладких
и отполированных,
как и пол. Ряды колонн ведут к трем отдельным входам
-
правому, левому
и центральному, на Дальримпл-авеню, а между колоннами
-
лампы, кресла,
диваны и диванчики, статуи, пальмы, ковры - масса
всякой
всячины. Словом,
вестибюль этот был воплощением
той пошлой роскоши,
назначение
которой, как язвительно заметил кто-то, "внедрять
изысканность
в массы".
Действительно,
для солидного отеля в
большом и процветающем
американском
торговом городе здесь была почти чрезмерная роскошь.
Номера,
и холлы, и
вестибюли, и рестораны были обставлены слишком богато
- не было
ни облагораживающей
простоты, ни изящества, ни целесообразности.
Клайд
остановился, растерянно осматривая вестибюль и собравшееся
здесь
большое общество,
- тут были и женщины и дети, но больше всего мужчин;
они
прогуливались
взад и вперед, или стояли и беседовали,
или отдыхали в
креслах, группами
и в одиночку. За тяжелыми драпировками,
в роскошно
обставленных
глубоких нишах стояли письменные столы с комплектами
газет, в
одном углу
вестибюля - почтовое отделение, в другом - галантерейный
киоск
и киоск цветочницы,
и здесь тоже было людно. В
это время в городе
происходил
съезд дантистов, и многие из них со своими
женами и детьми
собрались
сегодня в отеле "Грин-Дэвидсон". Но Клайду,
который ничего не
знал об этом
и вообще не представлял себе, что такое "съезд",
казалось,
что это и
есть обычная повседневная картина жизни отеля.
В
почтительном, пугливом изумлении Клайд смотрел на все
вокруг; потом,
вспомнив о
Скуайрсе, отправился искать его в контору
"под лестницей".
Лестница оказалась
справа от Клайда - огромная, черно-белая, мраморная,
с
двумя разветвлениями,
которые широкими плавными изгибами вели во
второй
этаж. Между
этими двумя большими крыльями лестницы и находилась,
должно
быть, контора
отеля, поскольку там толпилось много служащих. За ближайшим
крылом, у
стены, в которой был проход из аптекарского магазина,
помещалась
высокая конторка,
и за вей стоял юноша примерно одних
лет с Клайдом,
одетый в коричневый
форменный костюм со множеством блестящих пуговиц.
На
голове у него
была маленькая круглая шапочка, точно коробочка от
пилюль,
лихо сдвинутая
на одно ухо. Он карандашом делал записи в лежавшей
перед
ним книге.
Тут были и еще мальчики того же возраста и в такой
же форме:
одни сидели
на длинной скамье, рядом с
конторкой, другие стрелой
проносились
во всех направлениях; порою они возвращались к
стоящему за
конторкой,
передавали ему то какую-нибудь квитанцию, то ключ, то
счет, а
потом снова
садились на скамью, ожидая, очевидно, другого поручения,
и им
как будто
не приходилось долго ждать. Почти беспрерывно трещал
телефон, и
юноша за конторкой,
выслушав поручение, звонил в
стоявший перед ним
маленький
колокольчик или произносил: "Очередной"
- на что отзывался
первый сидевший
с краю мальчик. Вызванные тотчас
бежали к одной из
лестниц, или
к одной из входных дверей, или к лифтам и после этого
почти
всегда появлялись,
неся вслед за входящими саквояжи, чемоданы,
пальто,
палки для
гольфа. Другие мальчики исчезали
в глубине вестибюля и
возвращались
с бутылками на подносах или с какими-нибудь пакетами,
которые
они несли
в один из номеров наверх. Очевидно, такую работу
пришлось бы
выполнять
и Клайду, если бы ему посчастливилось и его приняли
на службу в
этом отеле.
И
все делалось так бойко, кругом царило такое оживление,
что ему очень
захотелось
оказаться счастливцем и попасть сюда. Но удастся ли
это? И где
этот мистер
Скуайрс? Он подошел к юноше за конторкой и спросил:
-
Вы не можете сказать, где мне найти мистера Скуайрса?
-
А вот он идет, - ответил юноша, испытующе взглянув на
Клайда живыми
серыми глазами.
Клайд
посмотрел в указанном направлении
и увидел, что к
ним
стремительно
приближается щеголеватый и, несомненно, видавший виды
человек
лет тридцати.
Он был так строен, энергичен и превосходно одет, и
у него
было такое
жесткое, колючее лицо, что Клайд
почувствовал не только
смущение,
но даже благоговейный страх: видно, это очень хитрый,
коварный
человек, -
у него такой длинный тонкий
нос, тонкие губы, такой
пронзительный
взгляд и острый подбородок...
-
Только что вышел высокий седой человек с шотландским
пледом, видели?
- спросил
он своего помощника, остановившись у конторки.
Тот
кивнул.
-
Так вот, мне сказали, что это лорд Ландрэйл. Он приехал
сегодня утром
с четырнадцатью
сундуками и четырьмя слугами. Подумать
только! Важная
персона в
Шотландии. Впрочем, он путешествует под
вымышленным именем.
Записан здесь
как мистер Блант. Вот они, англичане,
- видали? Умеют
показать класс,
а?
-
Совершенно верно, мистер Скуайрс, - почтительно
ответил юноша за
конторкой.
Только
теперь Скуайрс обернулся и бросил беглый взгляд на Клайда.
Юноша
за конторкой
пришел Клайду на помощь.
-
Этот паренек хочет с вами поговорить, - объяснил он.
-
У вас ко мне дело? - спросил Скуайрс,
оборачиваясь к Клайду и
окидывая его
зорким, изучающим взглядом; не остался незамеченным
и дешевый
костюм мальчика.
Клайду
не очень понравился этот человек, но он решил произвести
на него
возможно лучшее
впечатление.
-
Джентльмен из аптекарского магазина сказал мне... -
начал Клайд, - то
есть он посоветовал
обратиться к вам... может быть, на мое счастье,
вам
нужен рассыльный.
Я работаю помощником в аптекарском магазине Клинкла,
на
углу Седьмой
и Бруклин-стрит, но хочу уйти оттуда,
и тот джентльмен
сказал, что
вы можете... то есть он думал... может быть...
у вас есть
свободное
место...
Клайд
был так смущен и сбит с толку холодным,
испытующим взглядом
мистера Скуайрса,
что едва мог перевести дыхание и судорожно
проглотил
слюну.
В
первый раз в жизни он подумал, что если хочешь добиться
успеха, надо
расположить
к себе людей, сделать или
сказать что-то такое, что
понравилось
бы им. Итак, собравшись с духом, Клайд заискивающе
улыбнулся
Скуайрсу и
прибавил:
-
Если только вы разрешите мне попробовать, я буду стараться
изо всех
сил.
Человек,
стоявший перед Клайдом, в ответ только холодно
посмотрел на
него; но так
как он был сам хитер и умел достигать своей
цели разными
окольными
путями, то ему нравился всякий,
кто обладал ловкостью,
изворотливостью,
умением разговаривать с людьми. И вместо
того, чтобы
отрицательно
покачать головой, он заметил:
-
Но ведь у вас нет никакого опыта в этом деле?
-
Нет, сэр, но я быстро научусь, я буду очень стараться.
-
Ну хорошо, я подумаю, - сказал начальник
рассыльных, с сомнением
почесывая
висок. - Сейчас мне некогда. Приходите в
понедельник. Тогда
поговорим.
Он
повернулся на каблуках и пошел прочь.
Клайд,
оставшись один и не вполне понимая,
что все это значит,
растерянно
озирался. Неужели ему и вправду назначили прийти в понедельник?
Неужели возможно,
что он... Клайд повернулся и выбежал
на улицу, от
волнения его
била дрожь. Вот это удача! Он попросил, чтобы его
взяли на
работу в самый
лучший отель Канзас-Сити, и
ему назначили прийти в
понедельник!
Вот как?! Что бы это значило? Неужели его могут
впустить в
этот великолепный
мир - и так быстро! Неужели и вправду так будет?
Сканирование и редактирование текста:
HarryFan, 20 March 2001
|